– Змей! Ты где? Ты жив? – Убедившись, что Ирина способна стоять самостоятельно, Виталя ринулся из баньки. Вода лила с него потоками, вдобавок осыпались последние хлопья сажи, которой он изрядно-таки понабрал на себя, пока отсиживался в глубинах русской печи.
Ирина обхватила себя за плечи, выбивая зубами дробь и сознавая, что выглядит не лучше. Ну, может, сажи на ней и не было, однако количеством воды, слившейся с ее тела, вполне можно было наполнить небольшое озерко.
Маришка стояла, руки в боки, и злорадно всматривалась в ее озябшее и, наверное, посиневшее от холода лицо.
Это же надо – так ненавидеть человека! И за что?!
Нервы не выдержали.
Громко всхлипнув, Ирина выскочила из сауны, пробежала пустой холл, в который откуда-то доносились беспорядочные, счастливые вопли Витали и Змея, потом скатилась с крылечка, перебежала двор и, подламываясь на каблуках, со всех ног бросилась по лесной дороге куда глаза глядят.
Казалось, так худо никогда не было на душе. Хотя наоборот, радоваться надо! Ведь раньше никакой Маришке и в голову не пришло бы ревниво топить соперницу. Да никто и не увидел бы соперницы в…
– Эй, куда летишь, ничего не видя?
Ирина с разбегу ударилась обо что-то. Сердито вытерла глаза – и обреченно покачала головой.
Сказать, что мир тесен, – это ничего не сказать. Опять Петр!
– В жизни не видел, чтобы женщина так промокла от слез, – пробормотал Петр, с изумлением оглядывая Ирину, с которой беспрестанно капало.
Она невольно прыснула:
– Да какие слезы! Это меня твоя Маришка чуть не утопила.
Он вытаращил глаза:
– Где, господи помилуй?! В ведре? В кастрюле?
– Ну почему? – невольно обиделась Ирина. – В очень приличном корыте, вернее, цистерне. Мы на заимке сауну нашли, там цистерна в пол вделана – вместо бассейна. Кстати, Виталю мы тоже нашли в той сауне. Он в печке спрятался, там и спасся от ночных налетчиков.
– И куда ты теперь бежишь, такая красивая? – хохотнул Петр.
– Куда угодно, лишь бы подальше от этой сумасшедшей! – рявкнула Ирина. – И вообще, мне надо с дедом Никифором поговорить. О старых книгах. Чем скорее, тем лучше.
– То есть ты думаешь, что бежишь в деревню? – уточнил Петр.
– Ну да, а куда еще?
– Прямо в противоположном направлении, увы.
Ирина недоверчиво оглянулась:
– Как это?
– Легко! От ворот повернула не направо, а налево.
– О, злодейство какое! А лесом тут в деревню не пройти?
– Отчего же? Только дорогой короче будет.
– Ладно, придется возвращаться. – Ирина решительно повернула назад.
– Эй, погоди. – Петр схватил ее за руку.
– Опять?!
Ее даже в жар от злости бросило. Да что за напасть, что за липучка такая?! В следующий раз Маришка зарежет Ирину из-за этого придурка, ну просто зарежет – и все.
– Да нужна ты мне! – обиделся Петр, когда она с ненавистью вырвала руку. – Охота простудиться – на здоровье! Только сегодня день жаркий, конечно, а ветерок все равно вон как забирает. Надень мою рубаху, а платье твое выжмем хорошенько – и оно в два счета высохнет. А мы пока по лесу погуляем.
Ирина посмотрела на него подозрительно:
– Рубаху давай, так и быть, но гулять я с тобой не буду. Надоело мне с твоей Маришкой отношения выяснять. Она от ревности просто на стенку лезет!
– Маришка? От ревности на стенку? – хохотнул Петр, но Ирина заметила, что хохоток получился невеселый. – У нее вон с другим намечается…
Ирина с любопытством уставилась на Петра. Он что, ослеп?! Конечно, Маришка так откровенно кокетничает с Сергеем, что встречает с его стороны самое горячее одобрение, однако дураку ясно: Петра она ревнует, как кошка! Впрочем, очень может быть, местная Брунгильда – из тех женщин, которые считают, что внимание всех мужчин на свете должно быть обращено только на них. Знала, знала Ирина таких женщин, даже дружила когда-то с одной из них… У нее вдруг снова поползли из глаз слезы.
– Ладно, хватит реветь, – нетерпеливо сдернул с себя рубаху Петр. – Иди вон за кустики, переоденься. И по-быстрому давай.
Когда Ирина, не без труда отлепившая от тела мокрый ситчик и переодевшаяся, снова выбралась на дорогу, она от души желала, чтобы Петр не дождался ее и ушел, предоставив ей самой решать свои проблемы. Проблемы же состояли в том, что рубаха Петра, бывшая Ирине очень широкой, едва прикрывала бедра, а стоило чуть нагнуться… Трусишки же ее не прибавились со вчерашнего дня ни в объеме, ни в плотности ткани, оставаясь по-прежнему двумя чисто символическими треугольничками.
Однако Петр не обратил ни малейшего внимания на этот рискованный туалет. Взял из ее рук платье, свернул таким жгутом, что на дорогу полился целый ушат воды, встряхнул и отдал Ирине:
– Подержи его на ветру. Просохнет моментом. Ну, пока.
И зашагал по дороге – почему-то в ту сторону, которая заканчивалась тупиком.
– Эй, а как же рубашка? – закричала вслед Ирина. – Подожди уж, высохнет платье, снова переоденусь – тогда и пойдешь по своим делам.
– Да черт с ней, с рубашкой, – не оборачиваясь, отмахнулся Петр. – Потом отдашь.
И свернул с дороги в лес.
Ирина оглянулась.
Все-таки далеко она отмахала, в слезах-то! Заимки даже не видно. Хотя скит не может быть далеко – ощутимо наносит дымком. Наверное, там растопили печь, а может, камин. На печи жарится яичница, а в камине играет огонь. Хорошо бы сейчас поесть, сесть поближе к огню… Ирина мечтательно вздохнула, облизнувшись, но тут же задумчиво нахмурилась.
Странно. Петр сказал ей идти направо. Заимка там. А дымом пахнет почему-то слева. Или Петр что-то перепутал?
Ирина вскинула голову, пытаясь определиться по солнцу, да так и замерла, удивленно уставившись в небо. Она еще никогда не видела, чтобы облака бежали с такой быстротой! Ветерок, который пронизывал ее здесь, внизу, был просто легким трепетанием по сравнению с тем штормом, который играл в небесах. Грозу наносит, что ли? А дымом почему-то пахнет все сильнее. Не озоном, как перед грозой, а именно дымом.
В это мгновение из леса рядом с ней с треском выломился Петр.
На его голой груди алела свежая царапина, и Ирину пронзило мгновенное раскаяние: ведь рубаха-то на ней! Вообще Петр выглядел дико: всклокоченный, потный, в глазах тревога.
Ирину он заметил, только налетев на нее. Взглянул с некоторым удивлением, как бы не узнавая, потом схватил за руку и заработал ногами с такой скоростью, что она повлеклась следом, словно сухой листок в шлейфе вихря.
– Да ты что? – взвизгнула возмущенно.
– Пожар идет! – выкрикнул Петр, не оборачиваясь. – Верховой пожар!