– Хорошо, – согласился Борис Ильич, – к чему тянуть. Дожди нам не нужны.
Он подошел к двери ванной, где в джакузи бурлила вода и что-то очень тихо напевала Яна. Постучал в дверь и сказал:
– Я уехал по делам. Если что-то будет надо, звони.
Вместе с молодым человеком они спустились в холл первого этажа, вышли на площадку перед отелем, тут же подъехал белый «Мерседес». Капустин сел в него и, когда тронулись с места, обернувшись, увидел, что вслед за ними двинулся и черный внедорожник «Тахо».
«Все как полагается – охрану выделил», – подумал Борис Ильич.
– Как там Игорь Егорович? – спросил он.
Субтильный парень пожал плечами:
– Трудится, а наше дело – привозить-отвозить.
По городу не ехали, а неслись и скоро выскочили на широкую и прямую загородную трассу. «Тахо» неотступно шел сзади, но потом вдруг поравнялся с «Мерседесом», обогнал его и сбросил скорость. А через несколько десятков метров и вовсе свернул на неширокую грунтовку. Автомобиль, в котором везли Бориса Ильича, последовал за ним. Въехали в лес.
– Куда это мы? – удивился Капустин.
– Впереди дорогу ремонтируют, все равно придется объезжать по такой же, – объяснил молчавший до того водитель. – А по этой на пять километров короче получается.
Шедший впереди внедорожник затормозил. Остановился и «Мерседес».
– Вам лучше в «Тахо» пересесть, – посоветовал сопровождающий. – В «мерсе» растрясет: впереди сплошные кочки будут.
Борис Ильич вышел из машины, посмотрел себе под ноги: колеи видно не было – вряд ли здесь часто проезжают машины.
– А долго еще? – спросил он.
– Да приехали уже, – ответили ему, – с километр осталось.
Капустин сел на заднее сиденье внедорожника, откуда перед тем вышли два крепких парня в костюмах. В салоне остался лишь водитель в черной бейсболке и темных очках. Машина медленно тронулась, слегка покачиваясь на ухабах. Но очень скоро остановилась.
– Что-то случилось? – поинтересовался Борис Ильич.
– Слезай, приехали, – ответил водитель и обернулся.
Было ему за сорок, и он выглядел спокойным.
– Зачем мне вылезать? – возразил Капустин, стараясь не замечать наглости, но чувствуя, что сейчас может произойти то, чего он не учел. – Везите меня к Селезневу.
– Уже привезли, – усмехнулся водитель.
Дверь внедорожника распахнулась. Один из парней ухватил финансового гения за плечо и без видимых усилий выдернул из салона, словно морковку из грядки. Капустин едва удержался на ногах.
– Что вы себе… Вы хоть представляете, что с вами будет?!
Борис Ильич сунул руку в карман пиджака, вытащил мобильник, но телефон тут же отобрали. Человек в бейсболке обошел капот и остановился, глядя на английского гостя в упор.
– Ну что, Боренька, – произнес он, – добегался? А теперь отвечать будешь. Сколько у тебя теперь бабла наворованного? Сто, двести лимонов? Триста? Знающие люди говорят, что поболе. А ведь это мое лаве.
– Что за чушь? – возмутился известный бизнесмен и оглянулся, чтобы оценить уровень опасности. – Это что, розыгрыш такой? Кому я и чего должен?
– Ты мне должен, – произнес человек и снял очки, – все, что имеешь, и еще кое-что.
– Так это можно обсудить в другом месте, необязательно было в лес тащить.
Борис Ильич вглядывался в лицо этого человека, но не мог разглядеть – перед глазами стояла мутная пелена. Теперь уже ясно, что Селезнев ничего не забыл: он помнит все и теперь хочет отомстить, хочет оставить его нищим. Заколотилось сердце, но не так, как когда-то, почти сорок лет назад, когда он засунул руку в карман чужого кожаного пальто. Сердце сейчас дрожало мелкой дрожью, и дрожь эта отдавалась в руках и пробегала по позвоночнику.
– Я готов обсудить сумму…
Капустин поперхнулся, потому что понял: эти люди уверены, что могут забрать у него все.
– Скажите сколько?
– Тебе уже сказали. Возьмем, сколько получится. Инвестиционный договор за тебя уже подписан… До конца дня тремя траншами деньги пойдут на наши счета. Девочку твою сейчас заберут из номера или уже забрали… Будем возить ее по банкоматам, пока она не обнулит все твои карты.
– Инвестиционные договоры, карты… – попытался возразить Борис Ильич. – По ним никто не отправит ни цента. На картах – миллион-два. Я же вам дам больше…
– Мы возьмем, сколько надо, – вдруг рассмеялся человек, лица которого он не мог разглядеть, но вдруг узнал голос, а человек продолжал: – Ладно, иди уж.
– Куда? – не понял Капустин.
– Да куда хочешь.
Борис Ильич обернулся. Вокруг был лес. Стояли два автомобиля и бандиты. Узкая тропинка вела неизвестно куда, и в конце этой тропинки светило солнце, пробиваясь сквозь густые лапы елей. Что-то блестело за стволами – река или озеро. И он пошел туда, сначала медленно, не веря, что его отпускают, потом понял, что это и в самом деле был розыгрыш – жестокий и беспощадный. Капустин ускорил шаг, он уже почти бежал, чувствуя, как в ушах пульсирует кровь. Он не слышал ничего, задыхаясь от обиды, остатков страха и злости.
– Короче, – произнес человек в бейсболке, доставая из внутреннего кармана пистолет, – мне надоел этот спектакль.
Он посмотрел вслед уходящему к лесной речке финансовому гению, прищурился, вскинул руку с пистолетом и выстрелил. Капустин упал лицом вниз.
– Пацаны, все из его карманов достаньте: телефон, паспорт, карточки, документы… Оставьте только деньги. Только быстрее, не все еще дела сделаны.
Сначала в дом осторожно проскользнул Максим, причем сделал этот так, словно кто-то пропустил его внутрь перед собой. Остановился на пороге, а дверь оставалась открытой, и Валентина Николаевна, взглянув на вошедшего, растерялась. Проживая в Нью-Йорке, она смотрела российские каналы, видела популярные сериалы и потому узнала героя. А следом тут же вошел Селезнев.
– Добрый вечер, Валя.
Мама обернулась к Насте и спросила металлическим голосом:
– А это кто?
Настя промолчала, и тогда вопрос был повторен иначе:
– Что этот человек делает в моем доме?
– Пришел поговорить, – ответил Игорь Егорович.
– Вас никто сюда не приглашал. Сюда, в дом, который построил мой муж.
Селезнев вздохнул и устало произнес:
– Зря ты так, Валя. Начнем с того, что дом построил я. И этот, и дом Ворониных, и свой. Построил для того, чтобы мы жили рядом. Жили и дружили, как прежде…
– Что он говорит? – Валентина Николаевна обернулась к дочери. – Что за клевета?
Божко попятился, развернулся и поспешил выйти из дома. За ним бросилась Света. А Селезнев так и стоял на пороге гостиной, не пытаясь проникнуть внутрь.