– Ты уже говорил с кем-то о своем решении?
– На официальном уровне нет. Но настоятель видел, что я начал сомневаться. И говорил со мной. Думал, я потерял веру, а я… Наоборот, как будто… укрепился в ней. Потому что любовь – это же Божий дар.
– А я тебе о чем твердила всегда? – У Мари даже слезы на глазах выступили от радости. Наконец-то они заговорили на одном языке.
– Завтра я поговорю с аббатом. Знаю, расстрою. Он так много хлопотал, так помогал мне… И все зря, получается.
– Но он же хочет тебя счастья, как ты говоришь.
– Ты разве не знаешь взрослых? Они считают, что лучше нас разбираются, в чем оно.
– А моя мама за нас, – с гордостью сообщила Мари. – Благодаря ей я здесь. – И тут же спохватилась. – Ой, а времени сколько? Как бы не опоздать… – Она сунула руку в карман, нащупала телефон и, глянув на экран, ахнула: – Бежать надо!
– Ты как Золушка, – улыбнулся Ник.
– Да, только я не успею в назначенный срок, в тыкву превратится не карета, а моя голова, и мне по ней настучат, – по-русски выпалила Мари. Не стала переводить, потому что Ник все равно бы не понял, что она имеет в виду. – Ты проводишь меня?
– Конечно.
Он спрыгнул на землю, снял с дерева Мари. Он держал ее за талию, она обвивала руками его шею. Хотелось целоваться, но нужно было спешить.
Они пошли через площадь к дороге. Николас начал зябнуть, его пальцы стали холодными. Марианна собрала их в горсть и стала согревать дыханием. Это замедлило передвижение, и пришлось расцепить ладони.
– Во сколько встречаемся завтра? – спросила она. – И где? Нам нужно все обсудить… Как мы будем дальше?
– Я все продумал. Этот год для меня потерян, я не смогу никуда поступить. Поэтому мне нужно найти работу. А тебе вернуться к учебе. Сколько тебе осталось?
– Мне еще долго. Почти два года.
– Это разве долго? У нас вся жизнь впереди. В общем, смотри… На следующий год я поступаю в колледж. Хочу богословие изучать. Если получу стипендию. Нет – продолжу работать. Видеться мы часто не сможем, но мы и до этого с тобой встречались редко, нам не привыкать. А когда ты получишь аттестат, сможешь подать документы в тот вуз, где буду учиться я. Либо я подожду тебя, и мы вместе сделаем это.
– А может, ну ее эту учебу? Улетим куда-нибудь на Кубу. Будем жить в хижине на пляже. Ты станешь выступать для туристов, а я плести бусики и продавать их…
– Ты умеешь плести бусики?
– Нет. Но я научусь.
– Давай все сделаем правильно.
И в кои-то веки Марианне этого захотелось! Быть правильной!
– Давай, – согласилась она.
Тем временем они дошли до тропы, у которой расставались. С небольшим опозданием. Но дом уже был виден, и Марианна успокоилась. Десять минут даже таксисты ожидают. Мама простит ей столь незначительную задержку.
– В НАШЕМ месте завтра в полдень, – сказала Мари.
– Давай позже. У меня есть еще рабочие обязанности, и я должен присутствовать на утренней репетиции. Потом с аббатом встретиться надо.
– Во сколько тогда?
– В три.
– Но до заката останется так мало времени…
– Хорошо, в два. Но тебе, возможно, придется меня подождать.
– Подожду.
– Значит, до завтра.
– Я буду ждать, ждать… и ждать… этого завтра. – Она уже ступила на тропу, но никак не могла выпустить его руку из своей.
– Что с собой взять?
– Просто потеплее оденься, я принесу все, что нужно.
– И пшенную кашу с овощами?
– И ее, если тебе так хочется.
Они поцеловались, расцепили руки и зашагали каждый в своем направлении. Первую минуту каждый оглядывался, но вскоре Марианна с Николасом перестали видеть друг друга.
Оставалось одно: ждать, ждать и ждать… Этого завтра.
* * *
Мари тепло оделась, как велел Ник. Куртка с капюшоном, плотные джинсы, зимние кроссовки, носки с начесом. Хотела колготки хлопчатобумажные поддеть, да передумала. Некрасиво, когда из-под ремня вылезает грубая резинка. Что если она расстегнет куртку? Или не она…
Перед тем как выйти из дома, Мари сунула в карман свечу и коробок спичек. Попрощалась с мамой. Вчера, когда дочь с небольшим опозданием вернулась, она спросила только: «Как?» Марианна завизжала и прыгнула до потолка. Мама ласково улыбнулась и ушла к себе. Однако Мари понимала, она за нее рада.
Когда девушка зашла в грот, там никого не было. Но Марианна и явилась пораньше. Села на «стул». Куртка длинная, не холодно. Стала ждать.
Ник опаздывал. Мари пожалела о том, что не взяла журнал. Сейчас полистала бы его, хоть какое-то занятие. Вышла на тропу. По ней никто не идет. Чуть спустилась вниз. А погода дрянная. Видимости нет. И ветрище такой поднялся, что под длинную куртку резво пробирался и обжигал кожу, что оголилась, когда кофточка задралась. Марианна решила вернуться. В гроте, по крайней мере, нет ветра. И можно зажечь свечу. С ней уютно.
Так и сделала. И снова принялась ждать. А ветер все усиливался. И снег пошел. Белые мухи залетали в грот через окно-пролом. Мари достала телефон. Сигнал слабый. Хотя какая разница? У Николаса нет мобильного. Тут они вообще у редких людей, а ее любимый еще и привык обходиться малым.
Часы показывали двадцать пять четвертого. Ничего себе задержка! Почти полтора часа, ведь он согласился перенести время встречи на два… Но боялся не успеть к этому часу…
И вот не успел даже к трем!
Что делать? Оставаться или возвращаться?
Марианна дала Нику еще четверть часа. Но про себя его ругала. И не только за опоздание. Оденься потеплее и все, сказал он… Я все принесу. Даже кашу… И что в итоге? Сидит она без пледа, без термоса с горячим кофе… без журнала, чипсов… не говоря уже о каше! А есть меж тем уже хочется.
Пятнадцать минут истекли, Мари решительно задула свечу и вышла из грота. А там…
Ураган. Темно, как ночью. Ветер сносит, летит мокрый снег.
Как идти?
И все же Мари попыталась. Но тропы не увидела. Ступила не туда, нога поехала. Хорошо хоть удачно упала, на задницу. Вернулась в грот. Вновь телефон вынула. Но сигнал пропал совсем.
Марианна плюхнулась на «стул», но не свой, а Ника. Он был дальше от «окна». Снова зажгла свечу, но уже не для уюта. Пальцы рук замерзли, и она решила погреть их над огнем.
«Где же ты? – мысленно завопила Марианна. – Да, погода кошмарная, но… Ты же знаешь, что я жду тебя! Спаси меня от лютой стужи, темноты, одиночества… Мне так страшно…»
Но вместо знакомого голоса Николаса, она слышала лишь завывание ветра. Да еще звон колоколов. Или звон ей примерещился?