Его достаточно длинную речь Лаура выслушала, окаменев. Жюно знал все, вплоть до мельчайших деталей о ее связи с Клементом. Она с трудом встала с кресла, взяла свечу, поднялась к Аделине, взяла шкатулку и, не открывая, не взглянув на письма, спустилась вниз и подала мужу. Она двигалась как сомнамбула, жизнь оставила ее, она превратилась в автомат.
Жюно взял шкатулку дрожащими руками, побледнев, как смерть.
– Хорошо, – сказал он. – Даю вам слово, что никогда больше не упомяну о том, что случилось. Но поклянитесь и вы! Поклянитесь детьми, что больше никогда в жизни не приблизитесь к этому человеку!
– Клянусь, – прошептала Лаура. – Но прошу вас, ради всего святого, бросьте шкатулку в огонь. Содержимое ее причинит вам боль.
– Зачем же бросать? – отозвался Жюно с горькой улыбкой, не выпуская шкатулки из рук.
Лаура, глядя на нее, не могла удержаться от тяжкого вздоха, который Жюно истолковал без ошибки.
– Лаура! – вскричал он. – Не заставляй меня думать, что ты все еще его любишь!
Не в силах сдержать своих чувств, Лаура разрыдалась.
– Прошу вас, оставьте меня одну! – выговорила она.
Александр положил шкатулку на кровать, подошел к жене и обнял ее.
– Иди ко мне! Прижмись к моему сердцу. Было время, когда оно принадлежало тебе целиком и полностью! Почему бы этому времени не вернуться? Чудовище с лицом женщины задумало разлучить нас? Обманем ее ненависть, обманем ее старания! Лаура, я всегда любил тебя, несмотря на увлечения! Иди же ко мне!
Она плакала навзрыд и не могла ответить ни слова. Он взял ее за подбородок и поцелуями стал отирать слезы, но они потекли еще сильнее. И Лаура со свойственной ей прямотой не стала таить причину. Она сказала:
– Наши воспоминания не помогают нам быть вместе.
Ответ был молниеносный. Жюно бросил на жену яростный взгляд, не говоря ни слова, схватил шкатулку, и, хлопнув дверью так, что сотрясся весь дом, удалился к себе.
И тут Лауре стало безумно страшно. Она не могла заснуть, воображая ужасные последствия того, что произошло. Представляла себе отца своих детей с пистолетом в руке, он убивал того, кого она любила. Или получал смерть из его рук… Живое воображение рисовало ей лужайку в парке на рассвете и двоих мужчин напротив друг друга, поднимающих пистолеты…
«Я бросилась на постель, – напишет она позже, – я исходила слезами. Страдание душило меня. Я физически ощущала боль, которая меня раздирала. Если бы я была преступницей, своими муками этой ночью я заслужила бы прощение».
На ее несчастье, после ночи начался такой же мучительный день. Едва рассвело, как она услышала, что со двора уехала карета. Лаура призвала Аделину, та прибежала очень встревоженная и сообщила, что монсеньор поехал к императору.
– Ты даже представить себе не можешь, до какой степени я несчастна, – пожаловалась Лаура, и слезы опять полились у нее из глаз.
Аделина встала на колени возле кровати, взяла руку своей госпожи и начала целовать ее и плакать, да так, что Лаура начала ее утешать.
– Бедная моя Аделина! Не стоит так горевать. Мне уже недолго осталось мучиться. Сердце мое живо только болью, которая скоро его разобьет [44] . Но когда я умру, ты останешься с моими детьми, я так хочу. И будешь им так же верна, как была верна их матери. Так, моя Аделина?
– Не говорите так со мной! – вскричала камеристка, вскочила и побежала к двери.
Лаура снова осталась одна, пытаясь понять, что случилось с Аделиной. Уж не она ли всему виной? Не мучают ли ее угрызения совести? Ведь только она одна знала о шкатулке, которая была спрятана у нее…
Но Лаура отложила свои размышления, услышав вновь стук каретных колес. Жюно вернулся. Было около девяти утра. Лауру снова забила дрожь. «Мне показалось, – написала она, – что я слышу барабанную дробь, которая возвещает преступнику, что настал его последний час. Никогда я не забуду и никогда не поблекнет в моей памяти выражение лица, с каким он вошел ко мне в комнату. Я не узнала его!»
Страх, о котором пишет Лаура, был непритворным, особенно если учесть физические данные ее мужа. Одаренный могучими мускулами Жюно был и ростом метр восемьдесят с лишним, тогда как она была хрупкого сложения и ростом метр пятьдесят или шестьдесят.
Первое, что сделал оскорбленный муж, войдя к жене, – запер дверь на два оборота, потом подошел к кровати, где продолжала лежать Лаура, остановился и, молча, пристально стал смотреть на нее, отчего ей сделалось еще тревожнее. Жюно протянул ей листок бумаги, который держал в руке.
– Я пришел сообщить вам мое последнее решение, – проговорил он. – Прочитайте вот это, но сначала протяните мне вашу левую руку.
Лаура машинально повиновалась и тут же вскрикнула от боли. Жюно грубо сорвал у нее с пальца золотое кольцо с секретом, украшенное маленьким цветочком, который носит название «незабудка». Под цветочком пряталась дата того дня, когда Лаура встретила Меттерниха в гроте.
– Вы смеете носить подтверждение вашего позора?! Смеете подавать мне эту руку? – в ярости спрашивал Жюно. – Впрочем, оставим! Читайте!
Лаура послушно взялась за чтение, хотя слезы вновь потекли у нее из глаз.
«Князь! [45]
Вы поселили отчаяние в груди человека, который никогда не наносил Вам ни оскорбления, ни бесчестья. Он хотел бы узнать причину. Я буду в Маенсе 15 февраля. Как оскорбленный я имею право выбора оружия, но даю Вам право приехать с саблей или пистолетом. Любое оружие хорошо, если может убить одного из нас.
Отсылаю Вам залоги, данные Вам той, которую Вы потеряли. Вы видите, что я знаю все, и отрицание будет только потерей времени и трусостью с Вашей стороны, свидетельствуя о желании избежать встречи, которая лишь одна способна избавить меня от страданий, которыми я мучаюсь со вчерашнего дня.
Имею честь оставаться…»
И вот на этот раз в Лауре очнулся ее характер. Она вскочила с кровати, разорвала письмо в мелкие клочки и бросила их в огонь. Жюно с яростью воскликнул:
– Да как ты посмела, несчастная?! Зачем?!
– А зачем вы нарушаете свое слово? На этом самом месте этой ночью вы поклялись завесить пеленой забвения прошлое! Мой долг был мне дорог. Ему я следовала не один год, принося себя в жертву счастью, которое вы искали на стороне, пренебрегая своим. А сегодня вы смеете меня упрекать? Вы, который виновней меня во сто раз? Молчите! – возвысила она голос, не в силах больше удерживать гнев и забыв, что силы их не равны.
Жюно, молча сжав кулаки, продолжал ее слушать. Когда Лаура кончила, он сжал ее руку так, что ногти его вошли ей в кожу, сдернул с кровати к своим ногам.