– Да вы хоть на дыбу меня вздерните, мне нечего вам сказать!
Священник встал, намереваясь уходить, и накинул на лицо свой капюшон.
– Дыба, как примитивно… – раздался голос из-под клобука. – Тем более, раз вы предупредили, мы этот этап опустим. Начнем со следующего. До завтра, сын мой, читайте писание, и да придет к вам просветление.
Уходя, священник обвел символом веры круг в воздухе.
– Меня зовут отец Фелатий, запомните.
Через несколько минут после ухода визитера, успокоившись, в углу опять тихо зашуршали крысы. Лано почему-то от этих звуков стало легче, словно к нему в камеру заглянули друзья. Крысы уже ели с рук, тихонько щекоча своими лапками ладони. Зверьки как будто понимали, что пища перепадает им только потому, что в камере есть человек, и старались подружиться с ним.
Никто не пришел ни через день, ни через два. Тюремщики нарочно тянули время, чтобы Лано сломался только от одного ожидания пыток.
* * *
Тихо попискивая, словно чуя беду, крыски ринулись в свой угол камеры – туда, где была нора. Через секунду Батрид понял, что их спугнуло. В коридоре каземата поднялся грохот. Опять раскрылись двери. Свет в лицо, отрывистые крики стражников. Факелы на этот раз тюремщики установили в предназначенные для них кольца, вбитые во влажные стены. Потом стражники вкатили несколько тележек, на которых были живописно разложены пыточные инструменты.
Лано прислонился к стенке и безучастно наблюдал за происходящим. Даже когда вошел отец Фелатий, он не изменил позы.
– Вы готовы продолжить наш разговор? – дружелюбно, словно на тележках не было ни коленодробилки, ни джавальского щекотала, ни коротких пил и острых крючьев, спросил священник.
– Я никогда не отказывался, но вы хотите от меня узнать то, чего я сам не знаю, – безразлично ответил Лано.
– Незнание есть продукт относительный. Вы убедили себя, что не знаете, а на самом деле вы знаете все, – мягко и доверительно сообщил отец Фелатий. – Но вы не сомневайтесь, я ваш друг, я всеми силами буду сдерживать экзекутора… Вы уже прочли, в чем состоит великая сила великой реликвии храма Тоц?
– Не имел возможности, ваши браться во небе забыли мне поставить ночник.
– Как жаль, как жаль. Вы просто нашли повод не принять истинную веру. Даже ни одной попытки… Это опять ваша непомерная гордыня, – покачал головой Фелатий. – Трику, покажи господину профессору, почему надо знать силу великой реликвии храма Тоц.
Из сумрака выступил Трику. Даже неискушенный сразу бы понял, что главное предназначение этого человека – причинять боль. Болезненно худое лицо, длинный нос, свернутый влево, рыбьи, навыкате, глаза. Костлявые ладони, даже в сумраке камеры выглядящие влажными, теребили длинную иглу. Нервный кашель то и дело сотрясал Трику.
– Великая реликвия храма Тоц представляет собой главную основу нашей веры, – сообщил палач. – Миллионы лет назад раса предтеч освятила своим присутствием нашу избранную небесами планету и оставила нам ключ к мирам…
– Ключ? – Внезапно у Лано появилась неясная мысль, совсем неуместная сейчас.
– Не перебивайте! – строго сказал Трику.
Он взял своими вялыми руками ладонь Лано и ловко всадил иглу под ноготь указательного пальца. Немыслимая боль пронзила Батрида, рука словно стала чужой, чужой плотью, источающей только боль и тошнотворное бессилие.
– Повторите, что представляет собой великая реликвия храма Тоц? – сквозь кровавую пелену боли услышал Батрид.
Стиснув зубы, он с трудом поднял глаза на своего мучителя. Тот смотрел на Лано не отрываясь. Батрид заметил, что у палача из уголка рта потекла тоненькая струйка похотливой слюны.
– Иди в ад, – прохрипел профессор.
– В ад пойду не я, а вы, господин экзекутируемый, – улыбнулся тонкими губами Трику. – Неуважение к пыткам карается дополнительными пытками.
Но тут улыбка палача застыла, глаза стали бессмысленными. Струйка слюны вдруг порозовела, а потом стала черно-красной. Трику словно манекен постоял несколько секунд и рухнул лицом вниз. Из его затылка торчала короткая арбалетная стрела.
Отец Фелатий, не понимая, что происходит, дико мотал головой. Позади священника, у входа в камеру, открытую для устрашения остальных узников стенаниями жертвы, лежали убитые охранники. А дальше в глубине каземата виднелась знакомая Батриду фигура.
Фелатий быстро вытащил из складок балахона свисток. Но донести его до губ он не успел. Вторая стрела вонзилась в плечо священника, и рука со свистком безвольно повисла.
– А теперь скажи мне смысл главной реликвии храма Тоц. – Шергин взял за плечо отца Фелатия и встряхнул, как мешок с тряпьем.
– Великая реликвия храма Тоц представляет собой основу… – забормотал заученное Фелатий, постанывая от боли.
– Скажи мне, что такое эта реликвия. – Олег встряхнул священника сильнее. Тот замычал.
– Это тайна, раскрытие которой карается смертью. – В голосе Фелатия были страдание и страх.
– Тогда выбирай смерть сейчас или потом. За раскрытие тайны.
– Ты меня не обманешь? – дрожащим голосом спросил Фелатий.
– Конечно, не обману! – ответил Олег.
– Реликвия, это… – начал священник.
Тихо тренькнуло в верхнем углу камеры. Стрела, выпущенная кем-то из укрытия в стене, пробила священнику затылок и вышла из правого глаза. Второй глаз, казалось, открылся шире, попытался сфокусироваться на лице Шергина, но не смог и потух, покрывшись смертельной поволокой. Олег рывком прыгнул к Батриду и закрыл его собой. Но маленькая бойница, открывшаяся в стене каземата, с легким каменным скрежетом закрылась.
Первым порывом Шергина было броситься вон из камеры, искать неизвестного убийцу, но в лабиринтах подземелий это было бессмысленно. Олег только сокрушенно ударил кулаком по влажной стене.
– Лано, уходим. – Он наклонился над Батридом, бессильно сползшим по стенке на пол.
– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – прошептал Лано, но силы оставили его, и он обмяк без сознания.
– Тогда я и спрашивать не буду, потом поговорим.
Шергин легко поднял Батрида и посадил его, прислонив к стене, на одну из тележек, смахнув с нее пыточные инструменты на пол.
– Держитесь, Лано. – Олег рывком вынул иглу из пальца профессора. Лано тихо застонал, не приходя в себя.
Затем, забросив Батрида на плечо, Шергин двинулся по коридорам каземата. Этот путь Олег уже проделывал сегодня. Видно было, где он шел до этого. На улице, в темноте ночного Лирмора, только горящая будка охранников освещала дорогу. Шергин добежал до первой подворотни, зашел в нее, и через несколько мгновений во дворе уже не было никого, только таяло туманное марево после перехода.
Ногами вниз – это намного лучше. И даже удержался на ногах, несмотря на тяжелое обмякшее тело на плече.