Его взгляд скользнул с отражения в зеркале на лицо матери. Прочтя в ее глазах любовь и нежность, психолог попытался «отзеркалить» ей те же самые чувства. Он даже повернул зеркало так, чтобы она могла увидеть в нем и свое отражение.
– Как там говорится? «Врачу, исцелися сам…» – пробормотал он с тоской в голосе.
– Не надо, – оборвала его гостья. – Это не имеет отношения к Уиллу, и ты это знаешь.
Под словом «это» имелось в виду, что она – некогда стройная – после смерти его брата сильно располнела и теперь была вынуждена скрывать излишек веса под просторной одеждой и огромным количеством этнической бижутерии. Вот и сегодня Чарли заметил на ней одно украшение, некогда принадлежавшее Индии. Как-то раз вечером Каролина забрала его с полочки в ванной.
Позже Индия увидела на ней эту безделушку – да и Чарли тоже, – но никто из них не сказал по этому поводу ни слова. Боже, подумал он, что с ними не так, когда дело касается его матери?
– Тогда в чем причина? – спросил Голдейкер и отвернулся к доске.
– Кортизон, Чарли. Мое бедро. И ты прекрасно это знаешь.
– А! – отозвался он. – Впрочем, как знаешь. Если надуманные инъекции кортизона для твоего «бедра» помогают тебе справиться с утратой Уилла, то пожалуйста. На самом же деле истина не столь страшна. Ты просто пытаешься заглушить свое горе обжорством, мама.
– А что делаешь ты, Чарли?
Психотерапевт беспомощно усмехнулся и положил губку на полочку под доской.
– Понятия не имею.
Было слышно, как мать опустила зеркало на стол. Сын тотчас обернулся.
– Давай не будем, – сказала Каролина. – Нам обоим и без того тяжело.
Чарли кивнул.
– Значит, перемирие.
Мать подошла ближе и обняла его.
– Ты самый лучший, – шепнула она. – Ты мое второе «я», Чарли.
Это был их секрет.
– У нас с тобой одна душа на двоих, – бывало, говорила Каролина сыну. – Наверное, так обычно бывает у матери с первенцем.
Чарльз никогда с ней не спорил и ни разу не признался, что знает правду. Вот и теперь он ничего ей не сказал – зато моментально напрягся, снова услышав эту ложь. Мать, должно быть, это почувствовала.
– Давай поговорим, – сказала она, выпуская его из объятий. – Нам есть что сказать друг другу.
Каролина повела его за собой в гостиную. Здесь, прежде чем что-то сказать, она осторожно свернула одеяло и сдвинула простыни, поморщив нос от исходившего от них запаха. Простыни она тоже свернула комом, а затем сделала то же самое с наволочкой, которую сняла с подушки. Все это женщина отнесла в спальню, а когда вернулась, села на диван и жестом предложила сыну последовать ее примеру.
Потом Каролина оглядела комнату. Она, конечно, заметила, как здесь все изменилось с уходом Индии. Забрав свои последние вещи, жена оставила ему лишь фотографию в рамке – немое свидетельство того, кем она была раньше. На ней Индия и Чарли были запечатлены на террасе, на крыше дома. В руках бокалы с вином, на лицах улыбки. Индия в летнем платье, в ушах у нее массивные серьги, а губы накрашены ярко-розовой губной помадой. На Чарльзе полосатая рубашка с закатанными рукавами. Они знакомы уже три недели, и девушка еще не встречалась с его семьей. Неудивительно, что они пока идиотски счастливы. «Посмотри, какой я была до того, как изменилась ради тебя», – как будто говорил этот снимок.
Каролина была неглупа и тотчас все заметила. Она взяла фотографию в руки и долго ее рассматривала, а затем осторожно поставила на прежнее место, на столик рядом с диваном.
– Мы были чересчур близки, – произнесла она. – В этом вся проблема.
Чарли ничего не ответил. Он понял: мать имела в виду близость не с Индией, а с ним самим.
– Зря я пошла у тебя на поводу. Например, когда ты хотел, чтобы у меня был ключ от этой квартиры, мне следовало ответить твердым «нет», – продолжала гостья. – Я должна была сказать: «Теперь ты живешь с Индией, а не со своей матерью». Тогда все было бы по-другому. Я, конечно, не первая мать, которой хотелось сохранить близкие отношения со взрослыми детьми, но, похоже, я переусердствовала. Когда ты женился на Индии, я восприняла ее как родную дочь. Я мечтала установить с нею духовную связь. Увы, я оказалась слепа. Я не смогла разглядеть, что такая связь ей не нужна. Что она ее не желает.
Голдейкер вновь промолчал. Он понимал: мать рассчитывает услышать от него опровержение, страстное уверение в том, что крах его брака – не ее вина. Что, кстати, так и было. Увы, он не смог заставить себя произнести эти слова. Тем самым он открыл бы дверь для доверия, а у него не было желания делиться с матерью наболевшим. Равно как и выслушивать ее собственные признания.
Каролина прикоснулась к его руке.
– Я повидалась с нею, Чарли. Мне в любом случае сегодня нужно было в Лондон, и я зашла к ней в клинику. Нет, пока ничего не говори! Я знала, что ты был бы против. Но ты сам сказал мне, что она с кем-то встречается… Что мне еще оставалось? Если есть хотя бы малейший шанс заставить ее понять причину… Ты ведь понимаешь: я должна была этим шансом воспользоваться.
По идее, ему следовало возмутиться: мать, не предупредив, отправилась на встречу с его женой, чтобы просить за сына. Увы, ему было неприятно даже начинать разговор на эту тему. И психолог поступил так, как поступал когда-то со своими пациентами – до того, как они покинули его. Он пристально посмотрел на мать.
Каролина еще крепче сжала ему руку.
– У нее с ним не было близости. Я прямо спросила ее об этом. Что еще я могла сделать? Индия сказала, что он даже не был у нее дома. Она даже понятия не имеет, где он живет; знает лишь, что где-то в Камберуэлле. Думаю, одно это говорит тебе о многом.
Чарли почувствовал, что внутри у него что-то шевельнулось. Он не мог дать этому определение, не мог даже просто подобрать слово. Но, что бы то ни было, это придало ему сил, чтобы произнести:
– О чем это мне говорит, мам?
– Что еще ничего не решено, что это лишь временно, что Индии нужно все обдумать, так же, как и тебе. Такое иногда случается. Это еще не конец света.
– Это лишь вопрос времени, – возразил Голдейкер. – Индия красива. Этот тип хочет ее. Она не откажет ему, ведь она никогда никому не отказывает… и тогда… Сама увидишь, чем это кончится…
Каролина встала с дивана и подошла к окну, выходившему на Лейден-стрит. Поднеся правый кулак ко рту, она легонько постучала костяшками пальцев по губам. Чарльз знал: она едва сдерживается, чтобы не накричать на него. Нетерпимая ко всему, что шло наперекор ее желаниям, мать обладала крутым нравом, хотя и редко его показывала.
– Чарли, ты должен отойти от края, – сказала она, все так же глядя в окно. – У тебя нет тех проблем, какие были у твоего брата. Никогда не было. Но даже Уилл…
– Не надо про Уилла, мама.