Банщик Петька ввалился на веранду из сада, словно фашистский танк в деревню. Стеклянные кружки с пивом выпали у него из рук и с грохотом разбились об пол, взлетели пенные волны, вмиг обляпавшие всех с ног до головы. Петька зарычал, как смертельно раненный зверь, и повалился на пол, в кучу осколков, дрожа всем телом. От Петькиных густых каштановых волос шел едкий дым. Белый пушистый халат, в котором он еще десять минут назад исхлестал товарища Прасолова березовым веником до изнеможения, покрылся черными пятнами и тоже задымился.
– Врача! Господи, Пресвятая Богородица, прости нас, грешных! – взвыл Закутайло.
Петька снова взревел белугой и забился на полу, как вытащенная из воды рыба. С лязгом повалился на пол сбитый им стол с тарелками и пустыми кружками.
Прилетевший на «скорой» врач обнаружил лишь обгорелый халат и горстку пепла – и заодно инфаркт у товарища Прасолова. Товарищ Чумак исчез с дачи и был пойман милиционерами в чем мать родила на Волоколамском шоссе лишь на следующее утро. После долгого изнурительного лечения в психиатрической больнице Влас Кондратьевич удалился на пенсию. Что касается товарища Закутайло – после случившегося он стал замкнутым и неразговорчивым. Написал заявление по собственному желанию, поселился в деревне Малые Суходраки Калининской области и ежедневно посещал церковь.
Они умирали по всей Москве – внезапно лишенные связи со своим создателем и повелителем. Его магическая энергия, питавшая их тела многие месяцы, вдруг иссякла. Метавшиеся по городу агенты обоих Дозоров зафиксировали к вечеру 28 октября более ста случаев загадочных и страшных смертей. Все погибшие были обнаружены неподалеку от учреждений власти либо от людей, имевших влияние на принятие решений. Оставалось только догадываться, каким мощным было их скрытое воздействие на государственные процессы в последнее время.
Главное происходило в Кремле и в Белом доме в Вашингтоне. Обе стороны в последний момент остановились у порога взаимного уничтожения и отказались от войны. Джон Кеннеди дал обещание Москве убрать ракеты с территории Турции, а Никита Сергеевич Хрущев – внезапно притихший и трезвый как стеклышко – распорядился демонтировать ракеты на Кубе и вывезти их обратно в СССР. Кремль и Белый дом договорились о создании линии прямой связи друг с другом – чтобы избежать подобных ситуаций в будущем. И хотя нашлось значительное количество людей и Иных, посчитавших эти решения проявлением позорной слабости своих лидеров, абсолютное большинство граждан по обе стороны океана выдохнули с облегчением, поблагодарили небеса за добрые новости и вернулись к спокойной повседневной жизни.
СССР, Москва,
раннее утро 29 октября 1962 года
Над городом забрезжил холодной полоской рассвет. Воскресным утром никто не спешил на работу, и над северной окраиной Москвы лежала тишина. Лишь проносились по Ленинградскому шоссе редкие автомобили и первые троллейбусы с круглыми бессонными глазами фар. Прохладный северный ветер гонял по асфальту нападавшие за ночь кленовые листья.
Когда выскользнуло из-за кромки далекого леса солнце, на пешеходной дорожке, убегающей вдоль Ленинградского шоссе к центру города, показалась одинокая фигурка. Путника ощутимо покачивало от усталости – будто он шел много часов без отдыха. Впалые щеки заросли густой бородой с нитками седины, но глаза его блестели веселым голодным блеском.
Вот он опустился на лавочку у парка «Покровское-Стрешнево», закрыл на минуту глаза, огляделся… и незаметно зачерпнул энергии у проходившей мимо студентки. Девушка ойкнула и остановилась на мгновение – ей показалось, что кто-то легонько коснулся ее затылка пальцем. Никакого упадка сил она не почувствовала – ведь путник взял лишь каплю ее энергии – и побежала дальше по своим делам.
А бродяга, приободренный, с улыбкой зашагал дальше – к остановке троллейбуса.
Белый «москвич», пролетевший было мимо по шоссе, развернулся вдалеке у моста и подкатил к бредущему вдоль дороги путнику.
– Гражданин, а, гражданин, – из окна автомобиля высунулась украшенная толстыми линзами очков голова. Это был знакомый нам Светлый дозорный Георгий, – а регистрацию вашу покажите-ка, будьте добры.
– Видал, как он ту девчонку оприходовал, – прокомментировал сидевший рядом с Гошей водитель, – чик – и готово. Что хотят, то и творят.
Путник остановился и широко улыбнулся в лицо дозорному. И лицо под густой бородой, и ироничная ухмылка показались вдруг Георгию до боли знакомыми.
– А ну-ка, Ночной Дозор, доложите обстановку в городе.
– Борис Игнатьевич! Не может быть!
Гесера усадили в машину на переднее пассажирское сиденье – и «москвич» полетел в штаб. Что тут началось! Все, кто был в штабе, выбежали встречать вернувшегося шефа. Здание засияло ярким светом. Айсель со слезами на глазах повисла на шее у Бориса Игнатьевича и не отпускала, пока он не поклялся, что больше никуда не пропадет. Кто-то рванул в дежурный продмаг за водкой и киевским тортом, кто-то побежал в диспетчерскую оповестить все посты. Трижды под сводами штаба прогремело громкое многоголосое «ура!».
Наконец Борис Игнатьевич, принявший душ, гладко выбритый и переодевшийся в чистое, вошел в свой кабинет. Покачал головой, глядя на разложенные в беспорядке бумаги, затем хитро прищурился на избранных помощников, столпившихся у входа.
– Рассказывайте, как вы тут без меня выпутывались. В общих чертах я уже знаю, что произошло, но как вы справились с этой напастью – ума не приложу.
– Борис Игнатьевич, – ответил Семен, – мы-то справились. А вот вы где были все время? Мы же тут с ума чуть не сошли.
Гесер устало кивнул, сел в кресло, отхлебнул крепкого чаю.
– Простите меня, товарищи дорогие, – вздохнул он тяжело, – не мог я никак подать вам весточку.
Он принялся рассказывать и говорил долго. В тот день в начале сентября он вернулся домой – и на самом пороге квартиры его застигли врасплох. Удар был сокрушительной, невиданной силы, и не ожидавший нападения Гесер потратил всю свою энергию только на то, чтобы сохранить жизнь и не быть просто-напросто распыленным на атомы. Да, враг действовал очень прямолинейно, но оказался так силен, что Гесеру ничего не оставалось, кроме как обороняться. Удар отбросил его далеко-далеко от нашей планеты, в непредставимые области мироздания, откуда пришлось с большим трудом искать дорогу назад. И на протяжении всего пути Борис Игнатьевич чувствовал сопротивление неведомого противника. Лишь несколько часов назад оно неожиданно полностью исчезло, и он смог вернуться обратно.
– Кто это был, Борис Игнатьевич? – спросила Айсель, вытирая слезы кончиком алой косынки. – Кто затеял эту войну? Темные?
Гесер устало покачал головой:
– Не знаю, ребятки. Положа руку на сердце, не представляю, кто он такой. Не Темные, конечно, – они, как и мы, были лишь частью его плана. Третья сила? Каким-то чудом нам всем удалось уцелеть. Еще предстоит выяснить каким! Смерть коснулась нас всех своим легким дыханием – но почему-то отступила.