Над словарем йокки корпели все вместе на протяжении нескольких лет. Конечно, не изо дня в день, случались и перерывы, порой долгие, на месяц или даже больше. Но неизменно возвращались к своему занятию – чуть ли не до самого окончания школы. Хотя, надо признать, были чертовски разочарованы тем фактом, что придумать язык – вовсе не означает его выучить. И разговаривать друг с другом на йокки, не заглядывая то и дело в словарь, конечно же, так и не смогли.
Ай, неважно. Важно, что теперь надпись на йокки прочитали даже прежде русского перевода: «Кой кибидор йо Лейн су айна Мартас, кок огойи» – «Вход в консульство Лейна с улицы Мартас, через двор», чего тут непонятного, вот уж действительно.
Спросил, растерянно оглядываясь по сторонам:
– И где она, эта улица Мартас? Карту-то мы так и не купили, балбесы.
– Ну, для начала надо просто проверить, как называется улица, на которую свернула твоя подружка в белом пальто, – рассудительно заметила Мэй.
– Конечно. Ты молодец.
Так увлекся событиями и действиями – надписями в городе, снегом и радугой, погоней за красивой госпожой консулом, чтением объявления на давно забытом, в детстве выдуманном языке, поисками улицы Мартас, а на ней – двора, где находился обещанный вход, что только стоя у металлической ограды, окружавшей здание консульства, глядя на невозможный изумрудно-зеленый флаг с черно-белыми шахматными клетками в левом нижнем и правом верхнем углах, начал понимать, что, собственно, происходит. Растерянно обернулся к Мэй:
– Слушай, а что теперь? В смысле, какие у нас с тобой были планы? Что собирались делать после того, как найдем? Я правда не помню.
– Мало ли, какие у нас были планы, – тихо сказала она. – Тут, видишь, у них табличка. И черным по белому написано: «Прием граждан Лейна по личным вопросам с наступления сумерек до полуночи». Видишь? «С наступления сумерек», никаких там, к примеру, «восемнадцать ноль-ноль». Такие прекрасные бюрократы. И, мне кажется, сумерки уже довольно скоро. Еще немного, и начнет синеть. Подождем?
Сказал, усаживаясь прямо на занесенную теплым, сухим, не тающим снегом землю:
– Ладно, почему бы не подождать. Только ноги меня что-то больше не держат. А тебя? Знаешь, иди-ка сюда. Глупо было бы прямо сейчас потеряться. Например, увидеть разные сны.
Сидели рядом, обнявшись, на занесенной красными виноградными листьями и белой облачной крошкой земле, смотрели прямо перед собой, в темноту под опущенными веками, то ли ждали скорого наступления вечера, то ли просто слушали, как шумит далекое теплое море – здесь, у самых их ног. И если вот прямо сейчас открыть глаза, можно увидеть, как сумеречно-синие волны лижут носки твоих новых ботинок. А если не открывать, все равно можно это увидеть, особой разницы, честно говоря, нет.
Задача
Крестьянину нужно перевезти через реку волка, козу и капусту. Но лодка такова, что в ней может поместиться только крестьянин, а с ним или один волк, или одна коза, или одна капуста. Но если оставить волка с козой, то волк съест козу, а если оставить козу с капустой, то коза съест капусту. Как перевез свой груз крестьянин?
Решение
Ясно, что приходится начать с козы. Крестьянин, перевезши козу, возвращается и берет капусту, которую перевозит на другой берег, где и оставляет, а козу забирает и везет обратно. Здесь он оставляет ее и перевозит волка. Затем, возвратившись, он перевозит козу, и переправа оканчивается благополучно.
* * *
Кроме меня на берегу была еда, свежая и благоуханная. И был зверь, который считал едой меня. Зверь вел себя спокойно, не нападал, не грозил, только косился солнечно-желтым глазом, источал запах желания, нежился предвкушением, так я сама смотрю на еду.
Еще на берегу был человек. Он вынуждал зверя держаться на расстоянии от меня, а мне мешал приблизиться к еде.
…Человек повел меня к воде. Я пошла с ним, но когда он попробовал загнать меня в лодку, я не захотела. Человек не стал меня бить, просто поднял и поставил в лодку, оттолкнул ее веслом от берега, и кругом сделалась вода, и некуда было убежать.
Человек принялся грести. Он вез меня в лодке. А еду мы с собой не взяли.
В лодке не было зверя, поэтому я стояла спокойно.
Потом я забыла про зверя.
Потом я забыла про еду, которую мы не взяли.
Потом я забыла про берег, где остались зверь и еда.
Стало так, как будто мы всегда плыли в этой лодке – я и человек-перевозчик. Вокруг была вода, но я не боялась. Я забыла, что можно бояться.
Однажды лодка остановилась, человек толкнул меня, и я выскочила на землю. Под ногами стало твердо и спокойно. Вокруг было темно, еды не было. Не было и зверей.
Я вдруг поняла, что это – другой берег.
Я еще никогда не была на другом берегу. Я вообще не знала, что бывают какие-то берега – этот и другой. А теперь знала. Другой берег – это место, куда попадаешь после того, как тебя везли в лодке.
– Другой берег – это место, куда попадаешь после того, как забыл, где был раньше, – сказал человек.
Он сел в лодку и уехал. Я не знала, куда.
А я осталась на другом берегу. Я стояла и смотрела, как удаляется его лодка. Потом я забыла про лодку. Потом я забыла все. Потом ничего не было. Никогда. Всегда.
Однажды человек вернулся ко мне. Он привез еду и положил ее на землю. Но мне ничего не досталось. Человек погрузил меня в лодку и начал грести. И вокруг сделалась вода. Я вспомнила, что так уже было однажды. Раньше. Давно, всегда. Я вспомнила.
Был еще один берег, не другой, а просто берег. Там росла трава, там благоухало и двигалось, там беспокоилось и боялось, там было всякое, все, всегда. Там на берегу был зверь, который смотрел на меня как на еду. И там была я, на которую смотрели, которую вели в лодку, которую увезли, которой там больше нет.
Которой больше нет.
Я вспомнила все о себе. И вдруг испугалась, что сейчас вспомню все, что забывали те, кого перевозили на другой берег. Козы, люди и остальные. Я не хотела.
Я закричала. Человек засмеялся.
А потом я все вспомнила.
Мы приехали и вышли из лодки. Волк сидел на берегу. Он был голоден и напуган. Когда мы подошли ближе, он шарахнулся от меня. Он меня не узнал. Я больше не годилась для еды. Я хотела сказать волку, что вернулась с другого берега, но не стала. Он бы все равно не понял.
Перевозчик повел волка в лодку, а я осталась. Мне было хорошо.
Здесь был свет, и была вода, и была трава, и был ветер, и мед, и дым, и дрожь, и свист, и звон, и ноздри мои сладостно трепетали, и я – была. Тут, везде, всегда.