Даша наконец добежала. Алла Петровна, старший библиотекарь, стояла возле грузового лифта – небольшого такого лифтика, предназначенного для поднятия книг из подвальных помещений, где располагалось хранилище, в читальный зал. Оттуда из щелей струился густой и едкий дым.
Несколько сотрудников поспешили к выходу, подхватывая на ходу куртки и сумки. Поредевшая группа добровольцев-спасателей собралась у лифта.
– Горит внизу! – воскликнул кто-то из мужчин. – Надо бежать в подвал!
– Может, что-то в лифте горит? – усомнилась Даша и нажала кнопку подъемника.
* * *
...Лучше бы она этого не делала.
Дверцы раскрылись, и все отступили назад, охваченные ужасом.
На холодном дне металлической коробки лежало, свернувшись в позу эмбриона, спиной к зрителям, обнаженное женское тело. На спине было вырезано ножом сердце. Его контуры сочились кровью. А из щелей между лифтом и стенками шахты сочился дым.
– Люди, мы горим... – едва слышно прошептала Алла Петровна, не в силах оторвать взгляд от тела.
Странно, никто из столпившихся у лифта не закричал. Возможно, потому, что наиболее истеричные уже сбежали, спасаясь от пожара.
Никто не осмелился дотронуться до женщины, казавшейся мертвой.
Никто не осмелился произнести ее имя. Или не догадался, чье тело перед ними?
Только Даша не сомневалась ни секунды: тонкая талия, крутое бедро, белая кожа... И красно-рыжие волосы!
Она закричала:
– Ева! Ева! Очнись!
Она ухватила ее за плечо, потянула на себя...
Толпа, состоявшая в основном из женщин, подалась в трепете назад.
Под пышной и прекрасной грудью Евы торчал нож.
Библиотечный народ отступил еще дальше, всплеснулись восклицания. Одна Даша осталась стоять возле мертвого обнаженного тела, скрюченного в лифте. Сухие рыдания без слез раздирали горло. У нее было чувство, словно убили ее саму. Словно Еву убили по ошибке – вместо нее...
* * *
...Вот уже два часа Даша сидела в «обезьяннике», все еще не веря собственным глазам: это она – тут?!
После ее ареста, точнее, «предварительного задержания», как они выразились, ее охватила паника – слепая, темная, безмысленная: как, почему, не может быть!!!
Но постепенно она взяла себя в руки. Что-что, а держать себя в руках она умеет.
И тогда Даша принялась вспоминать и размышлять.
...После общего ступора кто-то вызвал милицию. Приехавшая по вызову группа опросила всех сотрудников. Они и рассказали о своеобразных отношениях Евы и Даши, между которыми стоял якобы мужчина...
И Дашу загребли в отделение.
Спустя некоторое время ей сообщили, что отпечатки на ноже, торчавшем под грудью Евы, – ее, Дашины.
Как, откуда?!
У них в библиотеке имелась малюсенькая кухонька – столик, раковина для мытья посуды, электрический чайник и микроволновка. В единственной тумбочке ящик, а в нем вилки-ложки-ножи. На любом из приборов могли остаться Дашины отпечатки! Она, как и все остальные, предпочитала питаться на этой кухоньке, чтобы не тратить деньги на рестораны – вокруг их было видимо-невидимо, но с учетом Центра цены в них ой как кусались!
После пользования она, как и все остальные, мыла за собой приборы. Так что же за нож такой нашелся, с ее отпечатками?! Не мог, никак не мог такой нож найтись!
Даша чувствовала: это какая-то махинация! Но зачем? Почему? Кому это нужно?!
Она терялась в догадках, ответа не видела. Только знала одно: Еву она не убивала. И не могла убить. Никого. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Даже если бы Еву ненавидела... Но она к тому же ее вовсе не ненавидела...
Даша попробовала завести разговор с ментами о своем алиби. Она после обеда на кухоньке вернулась к себе в комнатушку-кабинет. «Спросите моих коллег, – нервничала она, – они вам наверняка подтвердят, что я из своего кабинета не выходила!!!»
Пожилой толстощекий милиционер, – звали его Толей, она слышала, как обращались к нему коллеги, – посмотрел на нее скорбно. Словно... Словно жалел ее.
– Ваши коллеги показали, что не следили за вашими перемещениями. Будучи погруженными в работу, каждый в свою.
– Не может быть! – отозвалась Даша. – Они... Я самая молодая там, но у меня есть свой кабинет, хоть и крошечный... Некоторые завидуют и следят... ревниво!.. Каждый раз, когда я выхожу из кабинета, меня сопровождают взгляды! Как же они могли не заметить?! Тем более с тех пор, как Ева зачастила ко мне! Она такая яркая... Они всё видели, всё замечали, коллеги мои! Поговорите с ними еще раз! Пожалуйста! Тут какое-то недоразумение!!!
Толстощекий Толя снова посмотрел на нее жалостливо. И сказал, что следователь обязательно опросит свидетелей еще раз.
Почему-то Даша почувствовала, что никто не опросит. Что Толя лжет. Все уже решено – неизвестно кем и почему, – что виноватой окажется она!
* * *
Все же у него, у Толи, Даша выпросила свой звонок. Единственный и короткий звонок, крик о помощи.
Она воспользовалась этим разрешением, чтобы позвонить Владу. Больше некому... Он работает теперь у крутого олигарха, и если он не совсем... Не совсем вычеркнул ее, Дашу, из своей жизни, то он...
Он поможет... наверное...
* * *
В комнате, которую отвел своему сомелье Бурлов, было, наверное, метров восемнадцать. С учетом мебели это давало шесть шагов по длинной стороне.
Шесть туда – шесть обратно, шесть туда – шесть обратно.
Сколько раз Влад сделал эти шесть шагов, он не подсчитывал.
Из слов Даши ничего не было понятно, кроме двух пунктов: первый – Ева убита; второй – подозревают в убийстве Дашу.
Где убита Ева и каким образом?!
На каком основании подозревают Дашу?!
И, главное, как ее выручать?!
Он уже в седьмой раз набирал номер секретаря Бориса Аркадьевича, но тот был вне доступной зоны.
Влад не знал толком, что хозяину скажет. Но выхода у него действительно не было – лишь просить его! Умолять, если понадобится! Даша не могла убить Еву! Не могла, потому что не могла убить! Это жуткая ошибка, и он будет умолять хозяина использовать свой авторитет, чтобы вмешаться, чтобы ошибку исправить!!!
Да только станет ли Борис Аркадьевич...
* * *
Телефон вновь зазвонил, и Влад кинулся, в надежде, что это Даша.
Но это был «Благодетель».
– Ой, какая неприятность вышла! – почти пропел тот в трубку. – Девушку твою в ментовку загребли...
– Она не виновата! – выкрикнул Влад, еще не поняв, еще не осознав, что означают слова его собеседника.