Каган русов | Страница: 76

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Патрикий Аристарх умер через три дня, после разговора с великой княгиней. И Ольга вдруг поняла, что осиротела. Что осталась практически один на один с бушующим языческим морем, именуемым Русью. Самое страшное - ей не на кого было опереться. Вратислав слишком юн, а Святослава с каждым годом становился все более и более чужим. Ближних бояр она в расчет не брала. Воевода Свенельд так и не стал христианином, несмотря на все ее уговоры. Воевода Фрелав в Древлянской земле нужнее, чем в Киеве, к тому же он варяг и себе на уме. Боярин Семага дряхлел с каждым днем. Боярин Нестор был слишком глуп. Боярин Василий слишком хитер и потому ненадежен. Был, правда, боярин Юрий, сын верной ближницы боярыни Татьяны, но к Юрию у Ольги был свой, бабий счет. Пренебрег он великой княгиней, а такого ни одна женщина не прощает. К тому же Юрий хоть и христианин, но слишком близок к Святославу. А о прочих ближниках и разговора нет. Можно было, конечно, обратиться к родственникам в Болгарии, но вряд ли киевляне стали бы терпеть чужаков в своем городе. К тому же царь Петр, младший сын Симеона Великого, был откровенно слабым правителем и все время оглядывался на Византию. Без одобрения Константинополя он шагу не осмелится ступить. Патрикий Аристарх оказался прав, если кто и сможет поддержать великую княгиню в ее трудной миссии, то это император Константин Багрянородный и патриарх Полиевкт. Она должна обратиться за помощью. Именно с Византией Ольга должна заключить союз. Именно император и патриарх способны помочь ей сохранить ростки истиной веры, которые уже проросли на землях Руси, несмотря на ожесточенное противостояние волхвов. Отец Феоктист, к которому она обратилась за советом, был того же мнения. К сожалению, Феоктист был далеко уже не молод и не мог сопровождать княгиню в далеком путешествии, однако он порекомендовал ей взять с собой отца Григория. Григорий был еще полон сил, Константинополь покинул относительно недавно, лет пять назад, ему проще было ориентироваться в хитросплетениях византийской политики и давать Ольге дельные советы.

Святослав выслушал мать с большим вниманием. По его вечно смурному лицу трудно было понять, что он думает по поводу предстоящей поездки. Но, во всяком случае, отговаривать мать он не стал. Возможно считал, что в виду предстоящей войны с Хазарией хорошие отношения с Византией будут ему только на руку.

- Коли тебе это так необходимо, то я не возражаю, - наконец произнес он, чем вызвал глухой ропот среди Ольгиных ближников. Громче всех протестовали бояре Семага и Василий. Ибо с отъездом великой княгини христиане Киева по сути дела оставались заложниками князя-язычника, которому не за что было их любить. Никто не верил, что Святослав приехал в Киев ради Малуши. Наверняка у него была другая, куда более значимая цель. Старший сын князя Ингера в любой момент мог обратится к киевскому вече и потребовать вернуть ему утраченные права. И никто из сидящих в зале бояр и воевод не рискнул бы сказать с уверенностью, каким будет ответ киевлян. Многие удивлялись, почему Святослав еще ни разу не сделал такой попытки. Ведь все знали, что самые важные дела в Руси вершит именно он. Это он ведет войны и заключает мир. А власть Ольги становится с каждым годом все более призрачной. И уж, конечно, лучше всех это понимала сама Ольга и тоже удивлялась. И тоже боялась. Боялась, что в один прекрасный момент ей придется сказать старшему сыну «нет», и этот ее ответ отзовется большой кровью. В конце концов, в Киеве у Ольги много сторонников, и те же воеводы Свенельд и Фрелав способны дать отпор Святославу, если он вздумает силой вломиться в Киевские ворота. Наверняка Святослав это понимает, и не хочет обострять отношения ни с матерью, ни с ее ближниками. Главного своего врага он уже определил, цель перед собой поставил, а все остальное для него, похоже, не очень важно. В том числе и титул великого князя.

- Если вы, бояре, опасаетесь, что в отсутствие великой княгини я аки тать полезу на киевский стол, то напрасно, - усмехнулся в усы Святослав. – Даю слово, что не стану мутить народ и лить напрасно славянскую кровь. Если тебе, княгиня Ольга угодно, то я готов принести клятву пред жертвенным камнем Перуна или Велеса.

- Мне клятвы не нужно, - спокойно сказала Ольга. – Достаточно будет твоего слова.

Ропот среди бояр мгновенно стих. Раз Святослав Рерик дал слово, значит так тому и быть. Другое дело – зачем ему это понадобилось? Неужели он не понимает, что Ольга едет в Константинополь не только для того, чтобы помолится перед христианскими святынями? Тогда почему молчит? Почему улыбается и матери, и ее ближникам так, словно видит в них своих самых близких сподвижников и друзей. А ведь умен Святослав, умнее многих, сидящих в этом зале. Чему радуется этот человек? Неужели ключница княгини так ему угодила, что ему теперь весь мир стал мил? Женка она справная, это все знают, но ведь не настолько, чтобы завладеть всеми помыслами доблестного мужа. Нет, не понимают ближники Ольги ее старшего сына князя Святослава. Не понимают и боятся.

- Воеводою при князе Вратиславе я оставляю боярина Свенельда, а все мирные дела вершить будет боярин Юрий, - громко, чтобы все слышали, произнесла Ольга. И снова промолчал Святослав, словно и не заметил, что его обошли в столь важном деле. Конечно, великим князем Киевским считается до сих пор Вратислав, а Ольгу вече назвало лишь его соправительницей, но ведь все понимают, что младший брат старшему не соперник. Конечно, Вратислав отрок не глупый, здоровьем не обделен, но не ровня он Святославу. Одним только и люб Вратислав ближним боярам – христианин. Но люб ли он народу, вот в чем вопрос.

Тем не менее, бояре желание великой княгини уважили и более перечить ей не стали. Жизнь покажет, чем обернется для Киева ее поездка в Константинополь. Прежде князья Киевские ходили в Царьград только с мечом, хоть Аскольда брать, хоть Олега, хоть того же Ингера, а ныне, диво дивное, правительница Руси едет в Византию с миром. Будем надеяться, что ромейский император это оценит.


Магистр Константин, получив из Киева известие о смерти отца, опечалился не на шутку. Умнейшим человеком был патрикий Аристарх, сделавший для Византии больше, чем все ближники нынешнего императора вместе взятые. Увы, истинную преданность не ценят нигде, ни в Византии, ни в Руси.

Магистр поднял глаза на киевского купца Веригу, привезшего письмо, и спросил:

- А как здоровье великой княгини Ольги?

Верига, с интересом рассматривавший стены и убранство роскошного дворца магистра, откликнулся не сразу.

- Так я ведь тебе главного не сказал, уважаемый Константин. Княгиня Ольга собирается посетить Царьград, дабы поклонится здешним святыням. И очень надеется на твою поддержку.

Магистр призадумался. Приезд княгини Ольги пришелся очень некстати. Император Константин ныне сильно охладел не только к своему тезке, но и к паракимомену Иосифу Вринге. А виной всему была прекрасная Анастасо, дочь владельца разгульного заведения Мефодия. Впрочем, многие очень хорошо знали, что отцом Анастасо был вовсе не Мефодий, а как раз магистр Константин, прикипевший одно время если не душой, то телом к разбитной Евлампии. Заведение Мефодия было очень популярным в Константинополе, им не брезговали не только купцы, но и многие патрикии. Ну а где выпивка, там и девочки. Притон был обставлен на широкую ногу и одно время туда захаживал император Александр, совсем недолго просидевший на Византийском троне. Впрочем, Константин познакомился с Евлампией гораздо позже, а плод их недолгой страсти и вовсе появился на свет каких-нибудь восемнадцать лет тому назад. Теперь уже трудно сказать, кто приохотил сына императора к злачным местам, но юный Роман настолько втянулся в разгульную жизнь, что потерял чувство реальности. Бог свидетель, магистр Константин не имел ни малейшего отношения к пьяным похождениям Романа. И с Анастасо его познакомил не он, а патрикий Иоан. Но, разумеется, магистр не мог оставаться в стороне, когда слухи о любовной связи наследника византийского престола распространились по всему городу. Он дал незаконнорожденной дочери несколько советов, в которых она, впрочем не слишком нуждалась. Анастасо была очень умной девочкой, и ей не составило труда влюбить в себя беспутного и глупого Романа. Первой забила тревогу императрица Елена, души не чаявшая в своем единственном сыне и потакавшая всем его причудам. Император Константин в ответ на ее стенания лишь пожимал плечами, ибо не считал поведение своего сына слишком предосудительным. Взволновался он только после того, как Роман во всеуслышанье заявил, что жить без Анастасо не может и готов наложить на себя руки или уйти в монастырь, если девка из притона не станет его законной женой. Багрянородный пришел в ужас. Императрица Елена слегла. Но упрямый Роман стоял на своем. В дела императорского семейства пришлось вмешаться паракимомену Иосифу Вринге, но и увещевания евнуха не подействовали на разбушевавшегося Романа. Наследник стоял на своем, ежедневно закатывая истерики чадолюбивым родителям. Первой сдалась императрица Елена, это она пригласила в свои покои магистра Константина и патрикия Иоана, дабы те поспособствовали решению непростой ситуации. В ответ магистр лишь развел руками, положение казалось ему абсолютно безвыходным. Ну не мог же он в самом деле удочерить девку из притона и дать ей собственное благородное имя. Вот за эти слова Константина, сказанные, к слову, совершенно без задней мысли, Елена и ухватилась. Ну а охотников услужить императрице и наследнику в любом, даже самом похабном деле, в Константинополе всегда хватало. Не прошло и десяти дней, как распутная девка Анастасо превратилась в скромную девственницу Феофано, дочь впавшего в маразм патрикия Кирилла. Багрянородный император только крякнул при виде благородной невесты своего непутевого отпрыска. Двор зашелся в неискреннем восхищении. Благородная Феофано была ослепительно красива, но этим ее достоинства и ограничивались. За чистоту и невинность бывшей Анастасо не поручился бы никто из придворных Багрянородного, включая магистра Константина. Магистр, конечно, питал к Анастасо некоторую привязанность, но, к сожалению, памятуя о веселом нраве ее матушки Евлампии, он не мог с уверенностью утверждать, что дочь она родила именно от него. Конечно, Константин не дал бы Анастасо умереть с голову и частенько баловал ее дорогими подарками, но ему и в голову не пришло, заниматься ее воспитанием. Девочка росла под присмотром Мефодия и своей распутной матери. И ее неожиданное возвышение до императорского трона явилось для Константина громом среди ясного неба. Правда, у магистра имелись кое-какие подозрения в отношении ловкого интригана Иосифа Вринги, но, похоже, даже сам паракимомен не ожидал, что его смелое начинание приведет к такому оглушительному результату. Багрянородный император, загнанный в угол напором жены и сына, мог рассчитывать только на поддержку патриарха. Однако Полиевкт неожиданно дал слабину и согласился обвенчать влюбленного Романа с дочерью патрикия Кирилла прекрасной Феофано. Несчастный император крякнул во второй раз и сдался. Зато он затаил обиду на магистра Константина и паракимомена Иосифа Врингу, которых счел главными виновниками своего позора. Впрочем, ни тот, ни другой по этому поводу особенно не расстроились, надеясь в глубине души, что нынешняя опала в будущем принесет им хорошие барыши. И, надо сказать, эти надежды строились не на песке. Ибо Феофано оказалась благодарной девочкой и, похоже, пока не собиралась забывать, кто сыграл решающую роль в ее столь необыкновенной судьбе. Тем не менее, положение Константина при дворе пока что сильно пошатнулось, ибо соперники-интриганы продолжали нашептывать Багрянородному о коварстве магистра, протолкнувшего свою незаконнорожденную дочь к подножью трона.