- Мой дом на Широкой улице, спроси боярина Ставра, чаркой тебя не обнесут.
- Ну коли званы, то непременно будем, - кивнул головой Ладомир и тронул коня, давая посланцам Киева дорогу.
Старшина блистала кафтанами из земель чужедальних да и люд киевский смотрелся побогаче люда полоцкого. Пока ехали от городских ворот, успели присмотреться и к обличию обывателей, и к обустройству киевских усадеб. Тем более что в тех усадьбах ворота открыты настежь, а перед крыльцом хозяева с чадами и домочадцами, голов не покрывая, ждут с наполненными чарками дорогих гостей.
- Где девушки краше, там и остановимся, - сказал Пересвет.
- Дались вам девушки, - пробурчал Твердислав. - Уже целый воз нахватали, а всё никак угомониться не можете. Стряпух надо выбирать.
Ратибор, небрежно помахивая витенем и кося в сторону киевлянок хмельным дерзким глазом, поддержал Твердислава:
- Пуховики тоже надо проверить, а то я бока отбил на Полянской земле.
- Ищите дом побогаче, - посоветовал Бречислав. - Коли уж выпала такая удача, первыми хапнуть, так чтобы не прогадать.
- С хапаньем попридержись, - предостерёг Ладомир. - Не катай губу раньше времени. Князь Владимир не даст грабить Киев, ему здесь сидеть на столе.
Усадьбу всё-таки выбрали побогаче, и не для грабежа даже, а просто понравился им этот дом в два яруса с резным высоким крыльцом в десять ступенек. Ну и хозяйка на том крыльце тоже понравилась и гибким станом, и приветливой улыбкой. Расторопный Пересвет первым ссыпался с коня и принял чарку из рун хозяйки вместе с здравием. Белый Волк выпил мёд, а остатки его троекратно размазал по губам жёнки, чтобы жилось всем в этом доме долго и счастливо.
- Чья усадьба-то? - спросил Ладомир у подвернувшегося челядина.
- Боярина Мечислава.
- А сам боярин где?
- Про то нам не ведомо, - конопатый вильнул глазами в сторону, из чего Ладомир заключил, что дело здесь нечисто.
- Тебя как зовут?
- Пятерей кличут, - почесал заросший редким волосом затылок челядин.
Ладомир поднёс витень прямо к его носу:
- Будешь врать - шкуру спущу.
- Так ведь, милостивец, - ахнул Пятеря. - Я ведь холоп, разве ж станет боярин со мной турусы разводить. Съехал со двора и съехал.
- Ох смотри, Пятеря, - покачал головой Ладомир. - Узнаю, что правду скрыл про своего боярина - не взыщи.
- С Ярополком-княжем он ушёл, но хозяйка запретила об этом говорить, - зашептал конопатый.
- С хозяйки и будет спрос,- похлопал Ладомир холопа по загривку.
А спрос тот не иначе как Пересвет собрался чинить - так и бьёт в половицу копытом, словно застоявшийся жеребец. А хозяйка молода, бела, румяна, и от жаркого шепота молодца прикрывается рукавом.
- Неужели это твои дети? - удивился Войнег, разглядывая выводок боярских чад, годами от пяти до десяти.
- Это от старшей жены, а я молодшая. Второй год как за боярином и пока праздна.
- Ну, это дело поправимое, - усмехнулся Ладомир. - Добрые люди помогут пока боярин в отлучке.
Славна с лица слегка побледнела и испуганно глянула в сторону старшей Блудовой жены. Та годами лет на семь-восемь молодшей постарше, а потому и станом полновата, и свежести той уже нет в лице - четверо детей даром не даются. Глаза, правда, хороши -большие карие глаза на пол-лица.
- Вели топить баню, - сказал ей Ладомир. - А то нанесём вшей в боярские ложницы.
С улицы послышался шум - Владимировы дружины вступали в город. Ладомир вышел на крыльцо и подозвал конопатого Пятерю:
- Прикрой ворота, а если кто начнёт ломиться, позови меня.
Испуганный холоп бросился выполнять приказ сурового мечника в волчьей шкуре. Тяжёлые ворота затворились со стуком. А засову, чуть ли не в полобхвата толщиной, позавидовали бы и городские ворота. С опаской жил боярин Блуд. Видно было, что скрывать от чужого глаза.
- За водой бы надо отправить холопов, - тихо сказала за Ладомировой спиной старшая Блудова жена.
-А в Новгороде бани ставят прямо у Волхова, - Ладомир чуть обернулся назад, так удобнее.
- И у нас бани у Днепра стоят, но это для чёрного люда, а старшина строит в усадьбах.
- Твердислав, - крикнул Ладомир товарищу, - проводи челядинов к Днепру, а то как бы у них не отобрали лошадей.
Твердислав, неспешно спускавшийся с крыльца, кивнул в ответ головой. Роста он был среднего и в движениях на первый взгляд развалист, но когда дело доходило до драки - удержу ему не было. Вертелся в седле ужом и разил без промаха. А ещё Твердислав жалел всякую живность, вечно у него ходил кто-нибудь под опёкой - то птенец, выпавший из гнезда, то лисёнок, отбившийся от мамки. Бирюч иногда поругивал Твердислава за пристрастие к живности, но беззлобно. Войнег говорил, что Твердислав знает звериный язык, оттого все лесные жители липнут к нему, но сам Твердислав помалкивал, предпочитая слушать других.
-Тебя как зовут? - обернулся Ладомир к Блудовой жёне.
- Людмила.
- Твой муж, Людмила, ушёл к князем Ярополком.
- Он мне ничего не сказал, - испуганно хлопнула ресницами жёнщина.
Была Людмила в просто сарафане, не богаче холопьих. То ли яркого цвета не любила, то ли вырядилась так специально, чтобы не привлекать чужих взоров. Женщина была широкозада и грудаста, и по числу детей видно, что плодовита. Худого слова о её внешности не скажешь, но и слюной не изойдёшь.
-У Владимира на твоего мужа большой зуб. Боярин Блуд согнал его с новгородского стола.
- Я знаю, - кивнула головой Людмила.
- Потому и обхаживаешь нас, чтобы слово за тебя замолвили перед князем?
- Не за себя хлопочу, а за детей. Коли прогонят со двора, куда я с ними пойду?
Это ещё хорошо, если просто прогонят, а то по характеру Владимира можно ждать и чего похуже. Старого Рогволда с сыновьями он казнил без жалости, а вины-то всего было на них, что девка назвала князя рабичем. А боярин Блуд не угодил не только Владимиру, но и Добрыне, так что действительно есть чего бояться этой жёнщине. Но есть ли Ладомиру смысл вступаться за неё - это ещё большой вопрос. После выходки Войнега на полоцком пиру, когда тот снял голову Рогволда, не дав Вельямиду замарать меч и честь кровью родича, князь Владимир косо смотрит на Ладомира и на весь выводок Бирючева гонтища. Злопамятен Владимир и горд, не любит, чтобы его слова пропадали попусту
- Пока мы здесь, никто не тронет твоих чад, - хмуро бросил хозяйке Ладомир.- А что будет дальше не знаю. Мы живём волей не своей, а Перуновой.
В граде Киеве всё было тихо - ни полохов огня, ни бабьего визга. Да и то сказать - не на щит князь Владимир взял город, а добром был впущен. Не всем ратником это, может быть, по нутру, но ведь кровь они не лили за город, а потому и чист перед ними Владимир.