Старик улыбнулся. День удался. Он и Хуа-Хуа насобирали себе на хороший ужин — рис и жареный тофу, а главное — сегодня вышло прикупить бутылку крепкой ароматной водки. Дорогая, конечно, но иногда можно и позволить себе. Хуа-Хуа не любит, когда хозяин пьет водку. Отец не пил совсем. Ведь у него была работа, дом, жена и шестеро детей. Да что толку… Умерли родители, умерли братья и сестры. Остался лишь он.
Дун Ли очень старый. У него никого нет, кроме Хуа-Хуа. Нет жены, нет детей. Нет и дома. Когда-то у него было жилье, и работа, и даже девушка, которую он без памяти любил. Теперь лишь темный свод моста над головой, а неподалеку — пыльный куст, куда Дун Ли справляет нужду. Вонючие лохмотья, старый бамбуковый зонтик да холщовый мешок — вот и всё имущество.
Отчего же не выпить…
Дун Ли уселся поудобнее, подтянул худые колени к подбородку и похлопал ладонью по сухой, теплой земле.
— Хуа-Хуа! — позвал он негромко своего друга. — Иди сюда! Пора есть!
Тот выскользнул откуда-то из темноты, там, где опора моста врыта в землю. Весело тявкнув, подбежал и сел напротив. Умные глаза внимательно разглядывали хозяина. Куцый хвостик дробно постукивал по земле. Ростом Хуа-Хуа был чуть больше кошки. Дун Ли порылся в мешке. Зачерпнул горсть вареного риса и положил перед собакой. Бросил и кусочек тофу.
— Ешь, ешь, — сказал он, отправив вторую горсть риса себе в беззубый рот.
Обнюхав угощение, Хуа-Хуа, не привередничая, принялся за еду. Хорошая собака, умная. Умеет вставать на задние лапы и танцевать. Людям нравится, и подают они охотнее. Не человеку, а животному подают. Бывает, даже несколько монеток. До Хуа-Хуа в ладонь попрошайки — а именно им стал бывший рикша и приказчик — редко попадало больше одного медяка. Лишь однажды какой-то длинноносый черт, которого Дун Ли взял в оборот на торговой улице, дал целый лян. Всего лишь за то, что услышал от старика-оборванца историю, как тому прежде доводилось встречать таких же разноглазых людей, как и этот белый господин. Странные они, эти ян гуэй цзе…Дун Ли вытащил бумажную пробку из бутылки и хлебнул из горлышка. Крепкий напиток приятно скользнул в желудок.
Хорошо!
Заморских дьяволов всегда бывало много в центре, в Посольском квартале. Роскошные там особняки… Где-то там в незапамятные времена жила та, которую он любил…
Дун Ли зажмурился и сделал сразу несколько глотков. Вдруг ему пришла мысль, что он непременно станет богатым. Переберется из-под моста в нормальный заброшенный дом. Обзаведется матрасом и посудой. Найдет себе крепкую обувь… Ведь когда-то он жил как нормальный человек. До той страшной ночи, покуда в жилище дядюшки Чженя не проник неизвестный душегуб. Как знать, что привело его… Быть может, грешки прошлой жизни неожиданно вернувшегося сына хозяина чайной лавки. Ведь как раз за день до несчастья объявился крепкий и загорелый, молодой, но повидавший много городов и стран моряк по имени Фан. Уж как был рад дядюшка Чжень! Собирался обоих парней объявить названными братьями…
Но лихой человек, прокравшийся в дом, когда они все спали, всадил нож в сердце Фана. Тот умер не сразу — захрипел, забился, разбудив отца. Злодей перерезал горло и Чженю, едва тот вскочил с кана. А когда от шума проснулся Дун Ли, убийца замешкался. Хотя лица его, замотанного тряпкой, разглядеть было нельзя, но в движениях появилась растерянность. Казалось, он не ожидал, что в доме есть кто-то еще. Но быстро совладал с собой — быстрее, чем оторопевший парень успел что-либо предпринять для защиты. Под ребрами полыхнула боль — вначале тупая, а затем невыносимо-жгучая, нараставшая с каждым мигом, до желтой темноты в глазах… Зажимая рану, Дун Ли начал оседать на пол, глядя вслед убийце — швырнув нож на пол, тот спешно пробирался к выходу. Парень попытался броситься за ним, но силы быстро оставляли — едва добравшись до ворот, он рухнул на землю…
Дальнейшие события Дун Ли всегда стремился забыть, но память то и дело подкидывала ему страшные картины. Утром его обнаружили соседи, но даже не подумали помочь — обнаружив в доме хозяина чайной лавки два тела, они принялись избивать раненого парня. На счастье Дун Ли, довольно быстро подоспела городская стража, палками отогнала разъяренных людей и доставила преступника — а никто не сомневался, что пойманный именно таков, — в участок. Там его наскоро перевязали. Нож прошел под самым сердцем, распоров легкое, и окровавленного парня бросили помирать в каталажку, забитую разным сбродом, ожидавшим суда и приговора. Несколько недель Дун Ли провел в горячке и беспамятстве. Если бы не забота сидельцев, точно бы умер. Ему меняли повязку, смачивали губы водой, и этого для крепкого парня оказалось достаточно. Поражая даже видавших виды бродяг и преступников, он потихоньку шел на поправку. Впрочем, радости от этого испытал немного — его ожидал суд, а затем и неизбежная казнь. Ведь его вина была для всех очевидна. Недостойный приказчик зарезал сына почтенного хозяина Чженя из ревности и страха утратить покровительство, а когда обезумел от крови, лишил жизни и самого владельца лавки. Отец и сын, защищаясь, сумели перед смертью ранить его, поэтому ограбить их дом у злодея Дун Ли не вышло… Так и сказал судья, назначив наказание в виде оставления убийцы в стоячей колодке до полного удушения.
И быть бы тому, но случилось нечто неожиданное — во всяком случае, для самого Дун Ли. Под канонаду орудий и треск ружейного огня в Пекин вошли войска заморских дьяволов. Император бежал из дворца в отдаленную провинцию. Пожары и беспорядки объяли всю столицу, а проникшие в город вместе с иноземцами бунтовщики-тайпины открыли тюрьмы, выпуская томившихся там сообщников, а заодно с ними и всех остальных… Так Дун Ли очутился на свободе, но прежняя жизнь закончилась как для него, так и для всей страны… Десятки лет скитаний, нужды, страданий и горя. Давно нет в живых императора, умер и его сын, а из-за стен Запретного города почти полвека правит Поднебесной и держит всех в страхе та, которую он помнил невинной и нежной девушкой с чарующим смехом и волшебным голосом…
Воспоминания Дун Ли прервались рычанием Хуа-Хуа.
— Знаю, знаю… — усмехнулся старик. — Уж если собака так ворчит на мужчину, когда он решил немного выпить… Представляю, как недовольна была бы жена, будь она у меня!
Дун Ли уже порядком захмелел, и говорил больше сам с собой, глядя из-под полуприкрытых век куда-то в темноту. Спиной он привалился к теплому камню, готовый вот-вот уснуть.
Собака, напротив, забыв про еду, переминалась и тревожно поскуливала.
Дунул слабый ветерок. Как-то необычно, порывом. Будто совсем рядом пролетела огромная птица.
Дун Ли протер глаза и выругался. Неужели будет гроза? Но ведь на небе не было ни облачка, когда он добрался до своего логова… Впрочем, погода в Пекине капризная, меняется мгновенно. Светило солнце — и вот налетели со стороны гор мохнатые, полные влаги тучи… В ненастье таким, как Дун Ли, нелегко. Дождливый день — голодный день. Все сидят по домам или перебегают улицу под зонтиками. Никто не полезет за мелочью — руки заняты. А вымокнешь ночью — не сможешь просушить обноски, будешь трястись, заболеешь да помрешь в канаве. Хорошо, что сейчас над головой крыша, пусть и без стен.