– Вот как… – Фрита курила, разглядывая Мерло сквозь синий, поднимающийся к потолку сигаретный дым. – Хочешь, чтобы я ушла?
– Почему?
– Ну…
– Мы дважды расставались с Глори и дважды начинали заново. И каждый раз она была для меня как неизученный материк, карты которого еще только предстоит составить. И сейчас… Я не знаю, какая Глори приедет сейчас. Но это будет уже другая девушка. Может быть, все еще чокнутая, но уже совсем другая. И боюсь, я не смогу открыть этот материк для себя в третий раз. Не те корабли, не та команда, не тот капитан. Понимаешь?
Мерло не ошибся. Глори приехала утром следующего дня – чужая, незнакомая. Несмотря на ранний час, ее глаза были скрыты черными солнцезащитными очками. Встреться они на улице, и Мерло вряд ли узнал бы ее. Не узнавал он и мужчину, который приехал с ней, – понимал, что уже где-то видел его, но вот где? И еще эти очки! Такие же черные, как у Глори, и совершенно неуместные в этот ранний час.
– Это Бобби Раст, – помогла ему Глори. – Детектив из отдела нравов. Твоя звездная статья была о его любовнице, Хинде Соркин. Ты еще помнишь Хинду?
– Да… Конечно, я помню Хинду.
– Ну еще бы! – губы Глори дрогнули, согнулись в холодной улыбке. – Это же были твои пятнадцать минут славы. – Она наигранно огляделась, словно пыталась одним взглядом изучить весь этот крохотный город. – Правду говорят: дорога в ад вымощена благими намерениями.
– Это не ад, это просто маленький город, – сказал Мерло, чувствуя, что новая Глори на этот раз совершенно не нравится ему.
– Я говорю не о городе, – она снова холодно улыбнулась. – Я говорю о тебе.
Глори сняла очки и заглянула Мерло в глаза. Ему показалось, что она стала на порядок выше, чем раньше.
– Так мы можем войти или ты уже передумал принимать нашу помощь? – спросила Глори.
– Нет, не передумал, просто…
– У тебя сейчас девушка? – догадалась Глори. – Только не говори, что она одна из тех актрис с местного порносайта.
– Это не порносайт…
– Жан, Жан, Жан, – Глори устало зацокала языком. – Когда же ты начнешь думать головой?
– Это не то, что ты подумала. Ей просто нужно было где-то переночевать.
– Конечно, – протянула Глори и повернулась к своему мужчине. – Знаешь, Бобби, наверное, он никогда не перестанет удивлять меня. Он как материк, который ты уже исходил вдоль и поперек, но когда только подплываешь к нему, видишь на горизонте, то думаешь, что наткнулся на что-то новое, неизведанное… Хотя так, наверное, со всеми людьми… – она снова надела очки и повернулась к Мерло. – Могу я войти и посмотреть на твою девушку?
– Она не моя девушка.
– Конечно, конечно… Так я могу войти и посмотреть?
Мерло нехотя отошел в сторону. Может быть, дело было в неимоверно высоких каблуках, но Глори стала почти одного с ним роста. Бобби Раст вошел в дом следом за ней. «Еще один мужчина, которого она изменила до неузнаваемости, – подумал Мерло, вспоминая, как выглядел Раст прежде. – Куда делась кожаная куртка, небрежная щетина, рубашка с пятнами кетчупа на груди?»
– Эй, Бобби! – позвал Мерло. – Эта девушка разобьет тебе сердце. Поверь мне, я знаю, о чем говорю – со мной это было дважды.
Можно ли было в действительности разбить сердце Бобби Расту? До встречи с Глори – да, после – маловероятно.
– Расскажи мне все, что знаешь о Давиде Вартане, – попросила Глори раньше, чем назвала свое имя. – Я хочу написать о нем статью, – сказала она устало. – И не спрашивай, зачем мне это нужно или почему ты должен выкладывать мне все, что знаешь о нем. Я и сама не знаю, почему. Уже не знаю… Ничего не знаю…
Потом она рассказала о том, как ее статья убила Парси Лейн, как она из жалости стала жить с Чипером и как подсадила Жана Мерло на а-лис.
– Кстати, пока Мерло был в больнице, я пошла к своему бывшему мужу и переспала с ним за пакетик этих чертовых пилюль, – сказала Глори, глядя Бобби Расту в глаза. – Не то чтобы они были смыслом моей жизни, но… Вряд ли у меня вообще есть в жизни смысл… Так что… Если захочешь арестовать меня, то таблетки лежат в правом кармане платья. Большой срок мне не грозит, но ты сможешь отличиться. Ты ведь этим занимаешься, верно? Пытаешься отличиться всю свою жизнь? – Глори не то смеялась, не то злилась. – Хотя Гедре Маккормак считает тебя своим другом. Ты помнишь Гедре Маккормак? А ее клуб? Он называется «Честолюбивые намерения». Там, кстати, работал Давид Вартан. Ну да это уже неважно. Подопытный солдат пропал, так что…
– Подопытный солдат? – спросил Бобби Раст.
– А ты не знал? – Глори рассмеялась. – Мне рассказал об этом один врач, который курировал те эксперименты. Кстати, хороший человек, в отличие от меня, если не считать, что любит ролевые нейронные программы со сменой пола… Думаю, если я сейчас назову его имя, то испорчу жизнь и ему… – она попыталась снова рассмеяться, но вместо этого из ее глаз потекли слезы, хотя губы и растянулись в улыбке. – Чертовы сны наяву! – проворчала Глори, растирая по щекам тушь. – Все кажется таким нереальным. Ты не знаешь, где здесь можно найти приватный бар и нейронный модулятор, чтобы никто не задавал лишних вопросов?
Бобби Раст осторожно покачал головой.
– Ладно. Найду сама… – она развернулась и пошла прочь, словно и не было сейчас этого разговора.
Заинтригованный, Раст пошел следом. Глори не оборачивалась. Она понимала, что если не удастся привлечь внимание Раста сейчас, то второго шанса не будет. Странным было лишь то, что играть почти не пришлось – Глори убеждала себя, что играет, притворяется, но все как-то уже было в ней, оставалось лишь открыться и вывалить груз на голову выбранного человека.
Теперь привести его в бар, где есть нейронные модуляторы, предложить а-лис и надеяться, что Гедре Маккормак не соврала и в последние годы Раст действительно пристрастился к красным пилюлям, иначе придется звонить доктору Ситне и просить вытащить ее из очередной неприятности.
Что знал Бобби Раст о судьбе Давида Вартана? Вартан определенно был жив. Что-то еще? «А слухи считаются?» – спросил бы Раст. Сейчас Глори была для него еще одним слухом. Но, в отличие от многих других, этот слух обещал не только информацию, но и нейронный трип. Раст не помнил, когда перестал сопротивляться своему пристрастию к а-лису. В отделе нравов всегда был доступ к наркотикам.
Говорят, как только стал употреблять в одиночестве, ты превратился из любителя в наркомана и пришло время либо смириться, либо завязывать. Бобби Раст всегда принимал а-лис в одиночестве и так же в одиночестве выводил препарат из своего организма, когда в отделе намечались проверки. В своих нейронных трипах он никогда не видел себя кем-то определенным, скорее набор образов, которые постоянно меняются. Он становился психологической копией хамелеона, принимая судьбу и образ наиболее соответствующего ситуации персонажа. И неважно, насколько сложную и кошмарную ситуацию рисовал ему собственный мозг, – он всегда находил выход. И это нравилось Расту. Это давало ему чувство свободы и полного контроля.