– Да, – ответила Тринити, – но я очень зла на него.
Странно, но обсуждать брата с Лейлой, которую она только встретила, было легче, чем с собственными родителями.
– Мне очень больно сейчас, – произнесла Тринити, в глубине души радуясь, что Лейла наконец прекратила расспросы.
Сейчас Тринити волновало совсем другое. Надевая через голову тунику, она на секунду осталась наедине со своими мыслями. На нее тут же нахлынули горестные воспоминания: вся боль, преследовавшая ее в последнее время, все события того дня, последнего месяца мучительным эхом отдались в сердце.
– Так-то лучше, – улыбнулась Лейла и помогла Тринити надеть одежду. – К ней прекрасно подойдут золотистые туфельки или вот эти, с камнями.
– Золотистые такие красивые…
– А мне больше нравятся эти, с камнями, – протянула Лейла.
«Я в Ишле», – мысленно напомнила себе Тринити и согласилась с Лейлой. Всего лишь такая деталь гардероба, как комнатные туфли, заставила ее понять: она ничего не знает об этой чужой стране.
Захид не случайно волновался за Тринити, точнее за ее поведение. Она вошла в комнату и после многочисленных приветствий заняла место на подушках. Лейла быстро передвинула ноги Тринити так, чтобы король не видел ее ступни, и Захид мысленно поблагодарил сестру за это.
– Мой сын говорил, вы живете в Америке?
– Да, уже несколько лет.
– Вы проходили обучение?
– Да, я изучала историю античных искусств.
– Тогда ты должен непременно показать Тринити второй дворец. – Отец посмотрел на Захида. – Ей это должно быть интересно. Возможно, она сможет составить каталог.
– Тринити здесь не для работы.
– Я не считаю это работой, – улыбнулась Тринити. – У вас есть еще один дворец? Я не видела его, когда самолет садился.
– Он спрятан от посторонних глаз, – объяснил король. – Думаю, в следующем году Захид оценит это.
– В следующем году?
– После свадьбы Захид будет там жить со своей женой до того дня, как сам станет королем.
Тринити потянулась за водой. Теперь мысль о посещении места, где Захид будет жить со своей женой, не выглядела столь привлекательной. Выпив холодной воды, она выдавила из себя улыбку.
Захиду оставалось лишь восхититься хладнокровием Тринити. Отец явно проверял ее.
– Потом Захид будет править страной из этого дворца, – продолжил король.
– Тогда придется много чего спрятать подальше от детей, – улыбнулась Тринити, обводя глазами богатое убранство комнаты.
– Будущие принцы и принцессы не будут жить во дворце, пока не вырастут. – Ответ короля смутил Тринити. – В другом дворце тоже много драгоценностей, но они не так важны. Большая их часть представляет семейную ценность.
Сокровища были повсюду, и даже блюдо, с которого Тринити ела рис, можно было разглядывать часами. Потрясающее сочетание голубого и золотого цветов, и по мере убывания риса с тарелки, Тринити все больше очаровывалась открывавшимся узором, борясь с желанием скинуть рис в другую посуду, после чего хорошенько рассмотреть блюдо.
– Можешь завтра отвезти туда Тринити, – предложил король дочери.
– Завтра у меня занятия, – ответила Лейла.
– Наверное, я не подхожу для составления каталога, – улыбнулась Тринити. – Я еще ни разу этого не делала. – Она опустила глаза на тарелку и вновь обратилась к королю: – Вокруг вас столько красивых вещей, но есть ли самая любимая?
Захид встретился глазами с Лейлой. Ему показалось – отец сейчас же прервет этот разговор, но король не рассердился и даже улыбнулся.
– Есть такая, но я не видел ее давным-давно. Моя жена собирала разные амулеты, и сейчас они хранятся в деревянной шкатулке.
– В другом дворце?
– Нет, – пояснил король. – Я перевез шкатулку сюда, но уже давно не открывал.
Беседа была непринужденной весь оставшийся вечер, но позже король обратился к Лейле.
– Тебе пора идти в свои покои, – намекнул он дочери, – если ты хочешь утром быть бодрой на занятиях.
На секунду Захид поймал взгляд Тринити, и в его памяти они вновь вернулись в тот лес. Сколько свободы было у Тринити в семнадцать! А сейчас Лейле, в ее двадцать четыре года, хотя и вежливо, но все же приказали идти спать.
После ужина они выпили кофе, который помог Тринити не уснуть. Уже в полночь король ушел в свои покои, попросив Захида проводить Тринити в предназначенную для нее комнату.
– Ты держалась молодцом, – похвалил ее Захид.
– Я знала, это лишь проверка, – зевнула она.
– Я лишь высказал свое мнение. – Захид остановился. – Ты устала, день был тяжелый. Может быть…
– Пожалуйста, не повторяй: мол, мне пора спать.
– Не собирался даже! – возмутился Захид. – Я хотел прогуляться по пляжу. Подумал, это поможет тебе расслабиться.
– А мне можно?… Захид не ответил, и они пошли дальше, оставляя позади дворец, залитый лунным светом.
Тринити повернула на дорожку в уверенности – та ведет к пляжу, но Захид остановил ее, взяв за руку:
– Сюда!
– А куда она ведет? – удивилась Тринити, но выражение лица Захида подсказало ей ответ.
Дорожка вела во второй дворец, и Тринити невольно хмыкнула.
– Тринити, мне жаль, если слова отца так тебя огорчили. Я никогда не лгал и не пытался утаить от тебя правду. – Он обвиняюще посмотрел на нее. – В отличие от тебя.
– Я же говорила, почему не могу тебе рассказать.
– Неужели? – перебил ее Захид. – Я слышал лишь обрывки правды, и ты сама решаешь, что и когда я должен узнать.
– Неправда.
– Ты так думаешь? – настаивал Захид. Тринити уже солгала о месте работы и сексуальном опыте, и сейчас ей нужно реабилитироваться. – Разве ты так же откровенна, как и я?
Тринити остановилась. Ей так хотелось поговорить с Захидом, рассказать ему, единственному, о глубине своей боли… Но зачем? Когда Захид взойдет на трон, ее уже здесь не будет. И еще она боялась рассказать о задержке месячных, ведь теперь в Ишле вряд ли они смогут незаметно купить тест на беременность.
– Зачем я здесь, Захид? – Тринити вдруг ясно осознала все. Еще утром она была на похоронах брата, потом чувствовала тепло его объятий, а сейчас, глубокой ночью, медленно прогуливается по безлюдному пляжу Ишлы. Тринити не могла даже сказать, что больнее – потерять брата, свое сердце или оказаться в чужой и незнакомой стране. – Зачем ты привез меня сюда?
– После сказанного тобой я не мог оставить тебя с… ними.
– Ты не можешь прятать меня здесь всю жизнь!
– Я не прошу прятаться.