Пейшенс мерила шагами приемный покой скорой помощи.
– Простите. – Она постучала в стеклянное окошко регистратуры. – Моя… бабушка здесь уже очень давно. – Пейшенс соврала, потому что скажи она «моя хозяйка», то это не вызвало бы расположения медсестры. К счастью, персонал успел смениться, а иначе прежняя дежурная вспомнила бы ее. – Я могу узнать, что с ней?
Медсестра сочувственно улыбнулась:
– У нас сегодня действительно много больных. Доктор скоро выйдет и все вам расскажет.
Легко ей говорить! Ведь не ее хозяйка рухнула с лестницы!
Крик Аны продолжал звучать у Пейшенс в голове. Если бы Пейшенс не была в другой комнате, если бы она не решила, что Найджел подождет с обедом, то Ана не находилась бы здесь, а пила бы пятичасовую чашечку чаю в большой гостиной, как делала каждый день.
Несмотря на печальное событие, Пейшенс не удержалась и усмехнулась. Год назад она и не знала, что такое большая гостиная. Как же изменилась ее жизнь после того, как она стала работать в доме Аны! Если бы Ана знала, что она спасла Пейшенс, спасла от темного, грязного существования.
Конечно, Ана ничего не могла знать. Что касается Пейшенс, то ее жизнь началась заново в тот день, когда она нанялась на работу к Анастасии Даченко. Все, что она делала до этого, было смыто.
Больничные двери с тихим шорохом раскрылись, и вошел еще один посетитель. Мгновенно атмосфера в приемной переменилась. И произошло это не потому, что тепло июньского дня поглотил холодный воздух кондиционера. Разговоры смолкли, и все внимание было обращено на этого человека. Даже медсестра в регистратуре выпрямилась. На секунду Пейшенс подумала, что вошла местная знаменитость.
Дизайнерские рубашка и шелковый галстук говорили сами за себя. Так же как и гордая осанка. Копна каштановых волос немного смягчала резкие черты лица. Можно держать пари, что этого человека не заставить ждать битый час.
Мужчина подошел прямо к окну регистратуры, и Пейшенс услышала, как он назвал фамилию Даченко.
Таких совпадений не бывает. Пейшенс откинула с лица темную прядь волос, оправила блузку и сделала шаг вперед.
– Прошу прощения, но я услышала, что вы спрашиваете об Ане Даченко.
Он повернулся к ней:
– Кто вы?
На секунду Пейшенс лишилась дара речи. Глаза его были похожи на голубой цвет пламени. И также обжигали. И еще они смотрели прямо в душу.
– Я – Пейшенс Раш, – придя в себя, сказала она.
Взгляд стал еще более пронзительным.
– Домработница тети Анастасии?
Его тетя. Пейшенс поняла, с кем она говорит. Это – Стюарт Даченко, внучатый племянник Аны, тот, кто звонит ей дважды в неделю. И, насколько ей известно, единственный родственник, с которым Ана общалась. Пейшенс не знала почему, но, наверное, в семье была размолвка, и Ана не желала иметь дело с «этим жалким сбродом», как она называла родных. Она благоволила лишь Стюарту и ему доверила заниматься ее финансами.
– Я думала, что вы в Лос-Анджелесе, – сказала Пейшенс, когда он назвал себя. Ана говорила, что он застрял там почти на год в связи со скандальным завещанием семьи одного миллиардера.
– Я закончил свои дела только вчера. Что случилось?
– Случился Найджел, – ответила Пейшенс. Найджел был обожаемым котом Аны.
По лицу Стюарта она поняла, что юмора он не оценил. Винить его не за что, учитывая обстоятельства. Она сомневалась, что он счел бы это остроумным при любых обстоятельствах. У него такой рот… Маловероятно, что он часто улыбается.
– Найджел мяукал в прихожей, требуя обеда, – продолжала Пейшенс. – Насколько я могу предположить, когда Ана спустилась по лестнице, он начал виться вокруг ее ног, и она потеряла равновесие.
Стюарт поднял брови.
– Насколько вы можете предположить?
Да, этот человек, несомненно, юрист. Пейшенс почувствовала себя в суде под обстрелом вопросов.
– Я была в столовой – чистила серебро. Я услышала крик Аны, подбежала к лестнице, но она уже лежала на полу.
Племянник ничего не ответил. Он просто сверлил ее жестким взглядом, потом отвернулся к медсестре со словами:
– Я бы хотел увидеть тетю. – Сказано было мягко, с интонацией просьбы, но тем не менее прозвучало как приказ.
Медсестра кивнула:
– Я сейчас узнаю.
Ну наконец-то кое-что прояснится.
– Я пытаюсь получить информацию о состоянии Аны с тех пор, как привезла ее сюда, но никто ничего мне не говорит.
– И не скажет, – ответил он на возмущение Пейшенс. – Законы защищают частную жизнь. Вы же не родственница.
Понятно. Не важно, что это она привезла Ану и заполняла в приемном покое документы. Любому здравомыслящему ясно, что она беспокоится о больном человеке. Какая разница – родственница она или нет?
Племянник Аны оказался не таким, каким его себе представляла Пейшенс. Ана всегда говорила о нем, как о «ее милом Стюарте». Котик… она называла его «котиком» по телефону. Мужчина, стоящий рядом, совершенно не походил на котика. Скорее на хищника.
Очевидно, единственной просьбы милого Стюарта было достаточно, чтобы через минуту распахнулась дверь из лечебного блока и оттуда появился ординатор в бледно-зеленом балахоне.
– Мистер Даченко?
Врач направился к Стюарту, однако бросил на Пейшенс быстрый, заинтересованный взгляд. Такой взгляд был ей знаком. Она сделала вид, что не заметила этого.
– Прошу извинить, что заставил вас ждать, – продолжал врач. – Мы ждали результата компьютерной томографии вашей тетушки.
– Как она?
– У нее бималеолярный перелом левой лодыжки.
– Би… что? – со страхом спросила Пейшенс. Хоть бы на самом деле это было не так страшно, как звучит на медицинском жаргоне.
– Бималеолярный или двулодыжечный означает, что пострадали и кость, и связка, – объяснил врач.
– И что из этого следует? – спросил Стюарт.
– То, что ей необходима операция.
Операция? Пейшенс ужаснулась:
– Операция опасная?
– В ее возрасте все, что включает анестезию, имеет определенный риск.
– У нее отличное здоровье, – сказала Пейшенс, скорее убеждая себя, а не врача. – Ей все дают на десять лет меньше.
– Это хорошо. Значит, выздоровление пройдет легче. В общем и целом ей повезло – она сломала только лодыжку. В ее возрасте падения чрезвычайно опасны.
– Я знаю, – ответил Стюарт. И бросил многозначительный взгляд в сторону Пейшенс. – Мы можем ее увидеть?