Чем познавателен был разговор для меня? Лучшим пониманием антиисторичности посылки об олигархии, которая якобы все может. Проникновением в тайну, что крупный капитал не все знает. Подтверждением прежних наблюдений – капитал не тождествен реакции, социальной нетерпимости, диктатуре. Как и босяк не обязательно есть воплощение человеколюбия, честности и демократии. Обстоятельства формируют людей, а люди способны совершать метаморфозы, не укладывающиеся ни в какие теории, – гуманизировать капитализм и делать бесчеловечным социализм.
И тут, в «Егершлоссе», я вел диспут не с десятками и сотнями миллиардов марок, не с огромным и динамичным экономическим потенциалом, но с конкретными личностями, управляющими этой махиной и, конечно, влекомыми ею. Они связаны между собой и в главном образуют общность, которая не нуждается в заклинаниях и уверениях. Общность эта принимается как данность, и ее не колеблют индивидуальные особенности, склонности и даже пристрастия. В отличие от политических уний, идеологического сектантства и догматизма, казнящего любое новшество, всякое отклонение от буквы.
Мне представлялось важным пригласить капитанов западногерманской индустрии задуматься над альтернативами развития в ближайшие одно-два десятилетия. От всех зависело, как они сложатся, станет ли разрядка напряженности и добрососедское сотрудничество нашим твердым совместным выбором, или разрядка означена быть полустанком в стратегии противоборства. Логика партнерства и логика взаимного истребления предполагают различные научно-технические и экономические проекции. Ошибка в прогнозе ближайшего и среднесрочного будущего чревата обесценением гигантских капиталовложений и расплатой за упущенный шанс вовремя устранить диспропорции, к примеру суживающие национальную конкурентоспособность.
Присутствовавшие с любопытством и не без скепсиса следили за моими рассуждениями, не исключавшими также нормализацию германо(ГДР) – германских(ФРГ) отношений. Положительные подвижки – они уже налицо. Внешние границы было легче признать, чем согласиться на нерушимость границы между ФРГ и ГДР. Но далекой для восприятия оказалась идея вступления обоих германских государств в ООН. О. Вольфф замотал головой: нет-нет, такому не бывать. И, окинув взглядом своих коллег, заявил: «Мы будем против».
Обмен мнениями продолжался за ужином. Принимая гостей у себя в резиденции, я, естественно, не мог сервировать стол мейсенским фарфором 30-х гг. XVIII в. Д-р Э. Шнайдер, выступавший в роли гостеприимного хозяина в «Егершлоссе», был вне досягаемости. Окончательно я убедился в этом при посещении Люстхайма под Мюнхеном, специально восстановленного, чтобы дать приют дивному собранию изделий Мейсенской мануфактуры, уступающему разве что коллекциям в Цвингере и ленинградском Эрмитаже. Не каждому дано оставить по себе памятник. Д-ру Шнайдеру понадобились для этого безграничная любовь к искусству и вся жизнь. Так я и записал в книге посетителей, в которую коллекционер предложил занести мой автограф.
Увы, нам доводится лицезреть только часть этого грандиозного собрания. Коллекция старинного европейского серебра ушла в небытие вместе со старым Дрезденом в страшную ночь с 12 на 13 февраля 1945 г. Э. Шнайдер посчитал, что утрата невосполнима, и к поиску художественных изделий из серебра больше не возвращался. Он поведал мне свою историю с горечью, но без ожесточения, не упуская прибавить, что больше всего от войн и насилия страдает хрупкое прекрасное – дети, культура и правда. Не знаю, удалось ли ему осуществить свою задумку – дать старт изданию полного каталога произведений Мейсена XVIII в. Д-р Шнайдер рассчитывал, что богато иллюстрированный труд составит около 12 томов.
Личное знакомство с видными деловыми людьми было мне большим подспорьем при организации поездок наших делегаций в ФРГ, подстраховывании долгосрочных и некоторых разовых контрактов, для ориентировки моего правительства в тенденциях развития западногерманских технологий. Я не отдавал эти сферы на откуп советнику по науке и технике или торгпредству, тем более что их интерес в части технического прогресса был несколько однобоким. И жалею только, что редко удавалось доводить начатое до успеха.
Обращаю внимание Москвы на бездоменный процесс получения железа из руды. В. Н. Новиков, заместитель председателя Совета министров СССР, загорелся новинкой, и в 1972 г. соответствующий договор с В. Корфом был подписан. Пройдут, однако, годы, прежде чем совершится символический прокоп под фундаменты Новооскольского комбината. Из-за неумения распорядиться временем контракт подпадет под ужесточения американской политики технологического эмбарго, оборудование подорожает и пр.
В. Н. Новиков и В. З. Лебедев, заместитель председателя Госплана, прилетели в Ганновер на ярмарку. Я спешу показать им разделы строительного оборудования и энергомашиностроения, поскольку незадолго до этого был на предприятии «Крафтунион», где знакомился с производством турбин. Наши эксперты находили опасным строить высокооборотные турбины мощностью в 1 миллион киловатт для АЭС, а фирмы ФРГ показывают серийные изделия. К этой проблеме мы вернемся несколько позже. Пока же Новиков и Лебедев вглядываются в экскаваторы. Я их зову познакомиться с автокранами «Либхерра» и «Круппа», а мои подопечные переговариваются между собой:
– Смотри, ни единой машины с «веревочками», все переведены на гидравлику; сегодня же надо отправить в Москву телеграмму, чтобы до нашего приезда не утверждали проекта нового производства в Коврове.
Тема оборудования для АЭС имела вот какое продолжение. Новиков, курировавший эту отрасль, сообщил мне, что мощности предприятий в Ижорске, Харькове и Свердловске, обслуживающих атомную энергетику, не покрывают потребностей. Пока новые производства войдут в силу, мы могли бы выдать заказ зарубежной фирме на строительство в Советском Союзе АЭС под ключ.
Мои рекомендации приняты к рассмотрению. По техническим и финансовым мотивам предпочтение отдается «Крафтунион», тогда дочернему предприятию «Сименс» и АЭГ. Правительство ФРГ (Моммзен) оказывает проекту активное содействие, но ставит условие, что часть произведенной станцией энергии достанется Западному Берлину. По мне, это даже к добру. Будет уверенность, что запчасти, техническое обслуживание, модернизация не встретятся с бюрократическими препонами. Но основное – возникнет реальная стыковка западной и восточной энергосистем в Европе. Только на разнице во времени их объединение позволит экономить 5–7 процентов на установленных мощностях.
Станция должна была быть поставлена в Калининградской области. Проведены переговоры с Польшей и ГДР о прокладке через их территорию линий электропередач. Все на мази? Не тут-то было. Вмешивается Громыко.
– Все, что касается Западного Берлина, носит сначала политический, а потом технико-экономический характер. Обязательством бесперебойно снабжать город энергией мы свяжем себе руки. А если ситуация изменится? И вообще, не наша задача укреплять жизнеспособность Западного Берлина. Кто все это выдумал и почти протащил?
Министр стал уже членом политбюро. Вопросы внешней политики рассматривались на этом форуме. Результат – очевиден.
Позже мне стало известно от деловых людей ФРГ, что и западногерманский коллега Громыко не был в восторге от проекта. Правда, по другим мотивам.