– Моя жена Лиза умерла два года назад.

Ему не хотелось, чтобы Шелли думала, что он разведен.

Потрясение мисс Фэархилл казалось почти осязаемым. Деклан слышал шелест листьев, собственное неровное дыхание. Он остановился и задержал выдох.

– Я… мне очень жаль.

Слава богу, не стала спрашивать, от чего умерла его жена. Он ненавидел, когда незнакомые люди задавали этот вопрос. Будто он вообще хотел об этом говорить. Но Шелли собиралась работать пять дней в неделю. Если сказать все прямо сейчас, возможно, она не будет сыпать соль на раны, интересоваться подробностями.

– Лиза умерла при родах.

Сколько бы раз он ни произносил это, легче не становилось. Умерла при родах. Никто не ожидал, что такое может произойти в двадцать первом веке. В стране с развитой системой здравоохранения. У молодой здоровой пары, которая могла позволить себе самое лучшее медицинское обслуживание.

– А ребенок?

– Он… моя дочь Элис тоже умерла.

– Мне так жаль. Я… я не знаю, что сказать.

– Не надо ничего говорить. Теперь вы знаете, что случилось. И я больше не хочу об этом говорить.

– Но… как вы можете жить здесь после… после такого?

– Это наш дом. Я остался здесь, чтобы хранить память о ней.

И казнить себя.

Глава 4

Шелли не знала, куда смотреть, что говорить. Как она могла так ошибаться в нем? Деклан убитый горем вдовец, спрятавшийся от мира за высокими стенами дома и одичавшего сада, чтобы оплакивать свою утрату. А она в разговоре с сестрой обзывала его мистером Высоким, Мрачным и Злобным. Они с Линн смеялись над этим. Шелли поморщилась.

Не злобный, а печальный.

Она даже представить не могла, какое страшное горе выпало на долю этого человека. Не только жена, но и ребенок. Неудивительно, что от него веет мрачностью, когда в душе такая боль. Почему она не догадалась, что тень в глубине глаз – это страдание. Он ведь намекал, а она предпочла ничего не заметить.

Шелли хорошо разбиралась в растениях, умела в одну секунду поставить диагноз больным листьям или цветам, но не слишком хорошо понимала людей. Не улавливала сигналы, вербальные и невербальные, которые с легкостью улавливали люди с более развитой интуицией. Неудивительно, что ее угораздило поверить и влюбиться в такого бесчестного, лживого типа, как Стив. Она просто не заметила ничего подозрительного.

«Шелли вечно умудряется вляпаться туда, куда сам черт не сунется». Бабушка часто повторяла эту фразу.

Немудрено, что сейчас она тоже вляпалась.

– Значит, это ваша жена хотела, чтобы сад привели в порядок. Ей не хватило времени.

Она мысленно ударила себя кулаком по лбу. Сколько раз можно говорить не то, что надо?

Деклан стоял неподвижно, по худощавому лицу пробежала тень, синие глаза потускнели.

– Я нанял вас потому, что вы сказали про сад то же самое, что говорила она.

Думай, прежде чем говорить.

– Я рада и буду очень стараться, чтобы сделать с ее садом то, что она хотела.

– Хорошо. Она бы не хотела, чтобы все вырубили и создали полупустое пространство, как теперь модно. Не будем больше говорить об этом.

Шелли кивнула, не смея ничего сказать из страха, что снова ляпнет что-нибудь. Надо говорить по делу, тогда точно не попадет впросак.

Деклан снова пошел вперед, Шелли поплелась за ним, усердно не замечая его великолепной широкоплечей фигуры. Безутешный вдовец.

Но даже если бы это было не так, и он был самым завидным женихом Австралии, он ее работодатель, а значит, недосягаем для нее.

К тому же она не имела желания снова впускать в свою жизнь мужчину. Во всяком случае, сейчас. А может быть, никогда. После кошмара, которым обернулись отношения со Стивом, заставившие ее поджав хвост сбежать из Мельбурна, она решила, что больше не хочет осложнений. Усвоила их жестокие уроки, начиная с отца, бросившего их. Мужчинам нельзя доверять. Разрыв со Стивом она переживала тяжело, ругая и мучая себя, даже отказалась от работы, не могла ничего делать.

Следуя вокруг дома за новым боссом, она старалась смотреть на потрескавшуюся дорожку, где сквозь щели в плитке пробивались крохотные цветочки эригерона, или приморские маргаритки. Многие выпалывали их, считая сорняками, но Шелли они нравились. Иногда природа сама создавала композиции, которые Шелли умела замечать и ценить. Если и существовало понятие «жалостливый садовник», то к ней оно подходило как нельзя лучше. Другие отличались куда большей жесткостью. Она так старалась не смотреть на Деклана, что, когда он повернулся к ней, чуть не уткнулась в его широкую грудь.

– Извините.

Сколько раз она извинилась за сегодняшний день? Надо быть более собранной, не позволять, чтобы его присутствие выбивало из колеи, что совсем непросто, учитывая его проклятую привлекательность.

– Вот, смотрите, моим соседям не дает покоя сад, который мне нравится, потому что полностью скрывает их от меня.

– Да, действительно.

Судя по всему, соседские дома располагались с двух сторон, возможно, еще и сзади, но даже верхушки крыш почти не проглядывали сквозь густые заросли. Однако даже в таком запущенном состоянии сад выглядел потрясающе. То, что Шелли видела перед домом, лишь намекало на впечатляющий простор, открывавшийся за ним. Она долго озиралась по стронам.

– Великолепно. Вернее, было великолепно. И может снова стать. Сад гораздо больше, чем я думала.

– Вас это пугает?

– Немного. Но больше радует. Я не считаю, что ухватила кусок, который не смогу проглотить.

– Хорошо. Я уверен, что вы справитесь. Иначе не стал бы нанимать.

Шелли оценила эту неожиданную поддержку.

– Это настоящий большой старинный сад, каких теперь почти не сажают. Своего рода сокровище.

– И первое, что вы видите, – это фонтан.

– О да, очень величественный.

Фонтан, который она так надеялась увидеть, был выполнен в классическом стиле. Три яруса форсунок в высохшей квадратной чаше, огороженной низкой каменной стенкой. Немного воображения, и можно представить, как пронизанные солнцем струи падают в чашу, с растущими в ней лотосами и водяными ирисами, а на поверхности воды то тут, то там плещутся золотые рыбки. Скорее бы начать работать.

Позади фонтана виднелись мощеные дорожки, проходившие между рядов зеленых «комнат», разделенных старомодными каменными стенками и замусоренных кучами опавшей осенней листвы. По углам стенки завершали изящные старинные вазоны, некоторые из них лежали на боку с отбитыми краями и высыпавшейся землей. Упавшие разбитые горшки создавали меланхолическую атмосферу. Сад плакал об утраченной любви.