Но не для всех. Не для Селестины.
Плавно взмахивая тяжелыми крыльями, гигантские совы облетают самую высокую башню полуразрушенного замка. Ее тонкий шпиль отчетливо виден в нежном сиянии звезд, усеявших небесную ткань. Хоровод из сов то разлетается в стороны, то вновь сжимает черное кольцо, но движение по кругу неумолимо продолжается, словно бег стрелок на циферблате старинных часов, отсчитывающих в холле родового гнезда третью сотню лет.
Собрание началось.
Но Селестина не спешила. Завидев сов, она приземлилась на верхушку сосны, росшей невдалеке от старого замка. Покачалась на ветвях, полюбовалась звездами. Мелькнула шальная мысль не ходить на семейное собрание. Но нельзя – накажут. Закроют в комнате, запретят ночные прогулки…
Вздохнув, девчонка резко взмахнула руками, свечой взмывая в небо, перекувырнулась и, войдя в пике, в самый последний момент уцепилась за одну из нижних ветвей. Спружинила, побалансировала немного, аккуратно сползла по стволу и тут же сорвалась с места – перешла на легкий бег, устремляясь по направлению к семейной обители.
За разрушенной наполовину угловой башней зияла темная дыра: узкая лесенка вела в подвальное помещение. Там, внизу, стояла кабина переходного лифта, ведущего в главную резиденцию астров.
Этот лифт ласково называли «Старый Томас»: если верить семейному преданию, ему было порядка девяноста лет, а может, и больше. Лифт доставлял гостей во все важные дома астров, находившиеся в самых разных городах и долинах двуликого мира. С его помощью можно было посетить практически любой город на Земле, но Селестине нравилось гулять здесь, в горах, да и в безлюдные места ее охотнее отпускали одну.
Она вставила длинный железный ключ в скважину, открывая первые стеклянные двери. Терпеливо подождала, пока Старый Томас медленно поднимется из лабиринта переходов. Железные двери лифта с треском и скрежетом раскрылись сами.
Она вошла – вспыхнул белый свет, и двери медленно-медленно закрылись.
Селестина набрала нужную комбинацию цифр. Старый Томас лениво вздрогнул и начал неспешный подъем.
Высокие и узкие проемы окон отбрасывают длинные отсветы на мозаичный пол: третий росчерк слева – место для Селестины.
Собрание встречает появление девчонки неодобрительным гулом: никто не любит опоздавших.
В самом центре залы на тускло мерцающем позолотой троне– кресле с подлокотниками сидит, вольготно развалившись, Старый Йозеф – вот уже двести пятьдесят лет глава семьи. Он окидывает Селестину цепким, внимательным взглядом. Рядом с ним, по левую руку, стоит отец – задумчив, неподвижен, даже не смотрит на дочь. Неужели обижается? Или просто недоволен?
Подумаешь, опять опоздала… Разве им объяснишь, что в такую звездную ночь лучше полазить по деревьям, попрыгать с камня на камень, искупаться в теплом ночном озере, чем выслушивать нудные речи на поднадоевших семейных сборах.
Селестина встала на очерченный для нее луч звезды, поклонилась, опустилась на колени, скрестив ладони, как положено по уставу, и замерла, ожидая худшего, но все же надеясь, что пронесет и на этот раз.
Напрасно.
– Подойди ко мне, Селест.
Девчонка неслышно вздохнула. Неужели час опоздания – такое уж преступление? Медленно поднявшись, Селест прошла по лучу звезды и остановилась в самом центре залы.
Йозеф окинул ее тяжелым, внимательным взглядом.
– Мне надоели твои фокусы, девочка, – четко проговаривая каждое слово, произнес глава семьи. – Ты становишься неуправляемой… Как и твой отец.
– И чем же отец опять провинился? – напряженно произнесла Селест, глядя Йозефу прямо в глаза. – Разве он плохо выполняет свою работу?
Она всегда делала так: отвечала ударом на удар. Вряд ли кто в этой зале не знал, что ее отец, Тимур Святов, – лучший разведчик астров, доверенное лицо старого хитреца.
Йозеф, конечно, даже не ответил. Некоторое время он размышлял. И вдруг лениво взмахнул рукой.
Повинуясь его жесту, из-за трона вышел человек. Он был напуган, но изо всех сил старался не показывать этого. Селест окинула его внимательным взглядом: невысокий, с выпуклым, немного отвисшим животом, уродующим контуры его длинного черного с желтым одеяния; на короткой шее – слишком маленькая голова. Черные зрачки прищуренных глазок словно бы пульсируют желтым, подтверждая догадку – лунат.
– У этого человека пропала ценная вещь, – сказал Йозеф, – и он указывает на тебя.
Сердце девчонки застучало с удвоенной силой, на один миг она перестала дышать… Раскрасневшиеся после полета щеки побледнели – она узнала этого двуликого.
Две недели назад Селест вместе с отцом посещала дом толстяка луната – декана известного Двуликого Университета в Болонье. Ей отказали в поступлении: толстяк высокомерным тоном пояснил, что учеба в стенах престижного учебного заведения только для самых талантливых абитуриентов.
Втайне Селест обрадовалась, что ее не примут в университет, а значит, разлука с отцом откладывается на некоторое время. Но ведь пришлось выслушать долгую и нудную речь о том, что абитуриентка Святова абсолютно бездарна, хотя она сама была уверена, что успешно написала тесты.
Конечно, ей хотелось учиться в ДУБе, постигать премудрости двуликой мистики. Но для нее, как для астры, вход в самый престижный Университет двуликих был заказан. Пока лунаты правят этим миром, ни один астр не сможет свободно постигать премудрости высшей двуликой мистики. Лунатам не нужны умные, интеллектуально развитые астры, способные войти в элиту двуликого общества.
Селест не нуждалась в высших учебных заведениях: отец обучал ее мистике с малых лет. А отца с некоторых пор учил сам Йозеф…
У Селест была другая цель: с самого детства она мечтала стать разведчицей, как отец. Чтобы открывать втайне от лунатов новые Расколы и когда-нибудь найти заповедную долину, где берет начало Звездный Мост. Селестина не будет продавать долины лунатам. Ни одной не продаст, никогда. Даже если совсем останется без денег, даже если будет голодать…
Впрочем, сейчас лучше вернуться к более насущным вопросам. Например, что за вещь имеет в виду этот толстый и смешной лунат? И почему указывает на Селестину?
– Что ты можешь сказать в свое оправдание, девочка? – Старик произнес фразу строго, даже уголки губ не дрогнули.
И тем не менее Селест перестала бояться. Вот если бы старый хитрец улыбался – о, тогда стоило его опасаться. Как говорил отец, улыбка старика – это последнее, что можно увидеть в жизни. И непонятно было, шутит он или нет.
А тут Йозеф сидит такой весь грозный, борода клочьями топорщится, глаза гневно сузились… Нет, здесь что-то не так. Нелепое представление, сплошной фарс… Цирк.
Селест перевела взгляд на отца, но тот не ответил ей тем же, – наоборот, продолжал делать вид, что с большим интересом рассматривает ветхую узорную лепнину на старинном потолке залы, – ну да, как будто первый раз в этих стенах. Эх, папа, папа… Это что, испытание? Разве я не знаю, что отправить меня в этот Университет ты хотел, чтобы избавиться… Нет, не так, чтобы переложить заботу обо мне на другие плечи.