А затем…
Хрясъ! И тонкая корка песка поддалась у него под ногами, и он скатился по крутому склону дюны. Джилл всего этого не видел; он скорее чувствовал, чем видел это, так как катился с полузакрытыми глазами. Ожидая боли и даже смерти, он не хотел увидеть приход Костлявой. Тут действовал тот же принцип, какой он использовал мальчишкой на Кипре, когда встречал лицом большую волну – ударит вал, а ты зажми нос и закрой глаза. Или в данном случае, когда сам ударился.
Поэтому только из-за ощущения, схожего с приземлением на песок, и оттого, что тот осыпался, он автоматически принял его за дюну.
Ну, а что такое дюна, как не осыпающаяся куча песка? Но это была не куча песка. Джилл понял это, как только перекувырнулся и повалился плечом и лицом в данное вещество.
А также сразу же понял, где именно находится.
Не песок, а ржавчина, и не дюна, а насыпь. Боже, железнодорожная насыпь, но для поезда самого странного типа, какой только можно себе представить!
И тут с насыпи съехала, как на салазках, Анжела, и врезалась ему в спину, вышибив у него из легких то, что осталось от воздуха.
– Спе-е-е-енсе-е-е-ер! – провизжала она и неистово вцепилась в него, когда раскрыла глаза пошире и уставилась безумным взором на все окружающее. А затем уже ахающим, недоверчивым шепотом:
– Спенсер, ты знаешь… знаешь, где… где мы?
Он кивнул, начал отвечать или начал бы, если бы тут не прибыл, тявкая и подняв тучу ржавчины, Барни. И тогда, отплевываясь от красных хлопьев этой дряни, Джилл, наконец, произнес:
– О, да, я знаю, где мы. И место это по-прежнему ничуть не похоже на Канзас!
Слева сидел Кину Сун, стряхивая трясущимися руками ржавую пыль со своей копны волос. За Суном лежал, распростершись, Джордж Уэйт, головой вниз по склону, наполовину зарывшись в красные окислы. Постанывая, он просто лежал там, не двигаясь. Миранда Марш и Фред Стэннерсли остановились справа от Джилла с Анжелой; явно невредимые, но потрясенные до глубины души, они просто съежились там.
А затем Миранда вздрогнула, встряхнулась, огляделась кругом. И заметила одновременно со всеми остальными… что Джека Тарнболла с ними нет.
– Джек! – она, спотыкаясь, поднялась на ноги, повернулась туда-сюда. – Джек!
– Миранда, – подошел к ней Джилл. – Миранда, не переживай. Он должен быть где-то здесь.
Но она и слушать его не стала.
– Джек! Где ты? Ах, ты, дурень здоровенный! Где же ты, черт побери?
Анжела уже взяла себя в руки и, поднявшись на ноги, велела остальным:
– Ищите хренова спецагента. – Джиллу впервые довелось услышать, чтобы она употребляла это выражение…
Но все было без толку. Все остальные были здесь, даже Бар ни. Значит, Тарнболлу тоже полагалось быть здесь. А его не было.
– Джек! – Миранда теперь выла, спотыкаясь и передвигаясь на четвереньках, когда принялась взбираться на насыпь.
Кину Сун стоял, опустившись на колено, глядя на Джорджа Уэйта. Анжела подошла к нему и спросила:
– Он в порядке?
И Джордж ответил сам:
– Я не могу, не смею двигаться, – прошептал он. – Моя… моя голова! – Он лежал, повернув голову на бок; его дыхание выдувало из уголка рта султанчики ржавчины; все остальное его тело не шевелилось.
– Больно? – Анжела осторожно смахнула ржавчину с волос Уэйта. А затем, чуть менее осторожно, тщательно осмотрела скальп на макушке и на затылке. Ни одного следа – ни единого признака, вообще никаких свидетельств – того, что он когда-либо был иным, кроме как совершенно нормальным! Все следы выросшей из его головы штуки напрочь исчезли.
– Она? В смысле, я?.. – Джордж дернулся, напряг мускулы, словно проверяя их, и сжал кулаки.
– Ты в порядке? – вздохнула Анжела. И приложив все свои силы, перевернула его на спину. Джордж немного съехал по склону, затормозил руками и поднялся в сидячее положение. – Ты с этим справился! – заверила его Анжела, – Точно так же, как и все мы, ты справился со своим личным кошмаром.
Лицо Джорджа было полукрасным от ржавчины, сделавшись еще темнее от прилившей к голове крови. Но искривившая губы, подергивающаяся усмешка выглядела менее чем нормальной, а глаза горели просто малость слишком ярко.
Анжела подступила поближе и протянула к нему руки:
– Ты в порядке, Джордж! – заверила она его. Но Джордж не согласился:
– У-у, – покачал головой он. – Не совсем. – А затем вдруг схватил ее за плечи и принялся трясти:
– Нет, думаю, я не в порядке, Анжела! – И теперь его усмешка превратилась в своего рода безумную гримасу.
Джилл схватил Джорджа за грязный воротник, рывком поднял на ноги и ударил наотмашь тыльной стороной руки. Удар застиг его лишенным равновесия и отправил в полет вниз по склону. Джилл последовал за ним, встал, высясь над Уэйтом, и зарычал на него чуть ли не бешено, но бешено от страсти, а не от безумия.
– Слушай, – прорычал Джилл. – Мы потеряли Джека Тарнболла. Не знаем, как, но потеряли. Миранду это наполовину свело с ума. И потому нам совсем ни к чему, чтобы ты совсем спятил. Анжела права: ты справился со своим личным кошмаром. Так что прими поздравления, Джордж, но не устраивай кошмаров нам! Мне лично, действительно, ни к чему какие-либо иные вдобавок к тем, какие у меня прямо сейчас.
И слишком ярко горящие глаза Джорджа постепенно поугасли, и, наконец, он моргнул и покачал головой:
– Кош… кошмар? – переспросил он затем. – Но, Господи, Спенсер, побывал бы ты там, со мной! Тебе следовало бы почувствовать это! – Голос его представлял собой одно сплошное содрогание…
– Спенсер! – прозвучал с высоты дрожащий испуганный крик Миранды. – Отсюда я вижу солнце. Но это твое солнце. Я хочу сказать, это – твой мир. Твой безумный машинный мир.
– Старайся не повышать голос, – крикнул в ответ Джилл, но тихо. – Спускайся и не высовывайся. Да, это мой машинный мир, и мы – в ржавой пустыне. Но тут водятся кое-какие машины, о которых ты еще не знаешь. – И, обращаясь к Джорджу:
– Теперь ты будешь в порядке.
– Вряд ли, – отозвался тот. – Но хлопот вам доставлять не стану, да.
Фред Стэннерсли все еще лежал, не шевелясь. Джилл подошел к нему и спросил:
– Фред, что стряслось?
Тот посмотрел на него:
– Это все моя пространственная чувствительность, – прошептал он. – Просто пытаюсь подавить ее, вот и все.
То наше падение. Оно было странным.
– Ты хочешь сказать, что тебе не удавалось вычислить время? Мне тоже. Оно длилось вечно, но происходило недолго.
– Что-то вроде того, – кивнул Фред и сглотнул. – Я чувствовал, как мы падаем через какие-то странные места, Спенсер. Или, скорее, вообще через никакое не место. Эта моя чувствительность: она не клаустрофобия, агорафобия или любая иная фобия, какой можно подыскать название. Полагаю, я просто очень сильно осознаю наши три обыкновенных измерения. А пролетали мы только что не через любое из них.