– Вы обожглись, когда хотели заварить чай, – догадалась я.
Валерия дотронулась пальцем до пластыря.
– Очень больно, – вздохнула я.
Лера кивнула.
– Мне вас жаль, – протянула я. – Были у врача?
Племянница Элизы улыбнулась, ее губы зашевелились, по артикуляции стало понятно, что она благодарит меня за сочувствие. Мы пошли вперед и вырулили в галерею, где висело множество портретов.
– Покажите мне, в какую сторону идти, чтобы оказаться в столовой, – попросила я, – не буду вас задерживать, хочу посмотреть на картины.
Валерия снова сделала реверанс и вытянула вперед руку.
– Спасибо, – улыбнулась я.
Девушка присела в книксене, видно было, что она очень старается. Мне стало жалко милую Леру. Не очень-то счастливая судьба выпала на ее долю. Образования получить не удалось, драит паркет в чужом замке. Может, Валерия найдет себе любящего мужа? Очень надеюсь, что ей повезет, правда, она совсем не красавица, слишком высокая, худая, угловатая, с крупными руками, и размер ноги у нее вовсе не Золушкин. Лицо у моей провожатой самое обычное, оно не отличается правильностью черт, рот слишком пухлый, можно заподозрить, что в губы вкачали гель, настолько ненатурально они выглядят. Но я понимаю, что у Валерии на пластического хирурга нет денег, она такой родилась. А вот волосы у нее редкой красоты, копна блестящих вьющихся локонов. Похоже, девушка ими гордится, поэтому носит распущенными, хотя от горничной требуется или аккуратная стрижка, или, если волосы длинные, хвост, пучок, укладка. Но Элиза закрывает глаза на нарушение, позволяет Лере демонстрировать роскошную гриву. Фигура у девушки стройная, если не сказать тощая, сейчас на ней темно-серое платье с плиссированной юбкой до середины лодыжки. Такая одежда зрительно увеличивает бедра, но горничная все равно выглядит зубочисткой.
Лера убежала. Я шла по галерее, рассматривая портреты разных Хансонов. Да уж, в семье редко рождались красивые дети. А взрослых, если бы не богатая одежда, украшения, замысловатые прически, можно было принять за простых крестьян. У них были маленькие глаза, тонкие длинные носы, карикатурно толстые губы. И у мужчин, и у женщин широкие ладони, массивные запястья. В супруги мужчины-Хансоны брали женщин, которые походили на них, как сестры. А девушки из этой семьи сочетались браком с теми, кто внешне напоминал их отца или братьев. Ну почему никто не догадался съездить куда-нибудь в Италию и привезти оттуда супругу-красавицу, чтобы улучшить породу? На первом портрете в галерее изображался Фридрих Хансон, он выглядит вполне симпатичным. Но спустя столетие у его потомков черты лица меняются. Я остановилась у последней картины. Карл Хансон в подростковом возрасте. У него ладони-лопаты, огромный рот и крошечные глаза, нос, смахивающий на пилу, и весьма угрюмый вид.
Я пошла вперед. Странно, но ни одна из женщин древнего рода Хансонов не была изображена в декольтированном платье, хотя все дамы облачены в парадные наряды. Фотография появилась не так давно, и до середины двадцатого века, чтобы сделать снимок на память, приходилось идти в студию. Поэтому люди всегда старались одеться понаряднее. А еще раньше, когда дама или кавалер садились позировать художнику, они надевали на себя все самое лучшее и не считали это проявлением дурного вкуса. Портрет останется будущим поколениям, пусть потомки узрят, какая у них была богатая, роскошная прапра… бабушка. Давайте вспомним женские портреты разных художников. Декольте там не редкость. А в этой галерее все дамы с красивыми прическами, в жемчугах-диадемах-ожерельях, но… платья у них с высокими воротниками. Может, религиозные убеждения не позволяли им демонстрировать плечи?
В столовой оказалось пусто, я заглянула в гостиную и там в углу дивана увидела Галю. Она смотрела телевизор, на экране бурно выясняло отношения семейство Симпсонов. Я хотела уйти, но девочка повернулась и заметила меня.
– Добрый день, – пробормотала я, – сочувствую вашему горю. Как мама?
Десятиклассница пожала плечами и снова уткнулась в экран.
– Извини, – сказала я, – глупый вопрос задала.
– Ничего, – мрачно отозвалась Галина, – я давно привыкла к тупостям.
– Хочешь, принесу тебе чаю? – предложила я. – С конфетами?
– Нет, – буркнула девочка.
– Могу тебе чем-нибудь помочь?
– Да, – неожиданно ответила Галя.
– Скажи чем, с удовольствием выполню.
– Отвалите на фиг со своим сочувствием. Не приставайте.
Я вынула из сумочки визитку и протянула Гале.
– Понимаю, тебе сейчас очень тяжело. У меня тоже умер папа, правда, я была тогда старше, но от этого горе меньше не стало. Если тебе понадобится какая-то помощь, смело звони по всем указанным на карточке телефонам. К сожалению, тут мобильные практически не работают, но в Москве сразу со мной соединишься.
– Ладно, – устало сказала Галя, – успокойтесь. Вы оказали сочувствие несчастной сиротке, можете восхищаться собственным милосердием. А теперь отстаньте, я не сидела бы тут, но в номере телека нет. Пришла же отцу в голову идея сюда припереть.
Я молча ушла из гостиной. Каждый человек по-своему переживает стресс. Одним надо плакать на глазах у всех, слышать слова поддержки от каждого встречного, другие предпочитают остаться наедине с собой. Если я продолжу разговор с Галей, ей станет только хуже.
Я постояла в коридоре, потом решила найти Элизу и спросить ее о причине смерти Кирилла Григорьевича. Понимаю, что эксперт еще не произвел вскрытие, но у него точно уже есть какие-то соображения. Сделав несколько шагов, я остановилась. Лампа, Элиза сделает все, чтобы из-за кончины Ручкина не поднялся шум. Она тебе соврет, сообщит про тромб или инфаркт.
– Евлампия, – раздался за спиной голос Гали.
Я обернулась.
– Слушаю.
– Вы владеете частным детективным агентством? – спросила девочка.
– Хозяин структуры мой муж, – поправила я. – А откуда ты про агентство знаешь?
Галя привалилась к стене.
– Сами дали только что визитку. Маразм разбушевался? Не помните, что минуту назад делали?
Вот незадача! Я вытащила из сумки не ту карточку. У меня их два вида, на одной указано, что я правая рука Макса Вульфа, на другой напечатано: «Евлампия Романова, преподаватель музыки». Последнее абсолютная неправда, но поскольку я по образованию арфистка, то легко могу прикинуться учителем музыки. Обычно на отдых я рабочий вариант не беру, но, вероятно, в сумке завалялась одна «честная» визитка.
Я вздохнула.
– Галя, очень тебя прошу, не рассказывай никому про сыскное агентство. Я приехала отдохнуть, поэтому представилась всем педагогом. Когда люди слышат, что среди них сыщик, они сразу настораживаются, думают, что я кого-то выслеживаю.
– Очень даже хорошо вас понимаю, – совсем другим тоном произнесла школьница, – сама никогда никому не говорила, кем мой отец работал. У меня был парень, все у нас хорошо складывалось, прямо отлично. Поэтому я Виктору правду про папу выложила. Витя выслушал и… все. Больше я его не видела, он по телефону объявил: «Твой отец полезет в мою биографию, начнет в ней копаться, чтобы досконально узнать, с кем его дочка общается, в микроскоп меня изучит и в дальнейшем глаз с меня не спустит. Мне такого счастья не надо». На том мы и расстались. Игорю, с которым сейчас встречаюсь, я солгала, что отец преподаватель, кандидат наук. Это правда, он на самом деле преподавал в техникуме и до сих пор там числится как сотрудник. Но в реальности он совсем другим занимается. И он мне не отец, а отчим. Женился на маме, когда я еще в детский садик ходила, удочерил меня официально. Пожалуйста, помогите нам. Больше, честное слово, мне обратиться не к кому.