Один раз Элизу обидел Марк, девушка решила ему отомстить и подмешала к нюхательному табаку управляющего черный молотый перец. Табакерка полдня стояла на кухне на столе, испортить ее содержимое мог кто угодно, Элизу не заподозрили в хулиганстве. Но Мартина, услышав оглушительное чихание Марка, позвала камеристку и сказала:
– Если кто-то тебя ущемил, не делай в ответ гадость, потому что, поступив так, ты ставишь себя на одну доску со своим обидчиком, становишься похожей на него.
– Просто проглотить обиду, да? – заныла девушка. – Он про меня пакости говорит, врет, что я продукты ворую.
– Я разберусь, – пообещала Мартина. – А ты в другой раз просто скажи: «Ненавидящих и обижающих меня помилуй Господь Человеколюбец, не дай их душам погибнуть из-за меня грешной».
– И все? – удивилась Элиза.
– Да, – кивнула Мартина, – сразу станет легче.
За несколько лет хозяйка сделала из неловкой, не очень умной Элизы воспитанную, способную общаться на равных с людьми разных сословий, прекрасно разбирающуюся в этикете, замечательно ведущую хозяйство и никогда не опускавшуюся до выяснения отношений девушку. Мартина любила Элизу и в конце концов назначила ее управляющей замком Олаф. А Элиза обожала Мартину, прикажи та прыгнуть в огонь, Гант бы, не задумываясь, шагнула в костер.
У владелицы Олафа было двое сыновей. Старший, Эдмунд, был бонвиван, безобразник, большой любитель разных удовольствий. Элиза только диву давалась, глядя на то, как умная Мартина, которая чуяла ложь за версту, верила обманщику. Эд постоянно под благовидным предлогом просил у матери деньги и всегда их получал. Однажды управляющая не выдержала и решила открыть госпоже Хансон глаза. Прямо сказать ей то, что вертелось на языке, Элиза не могла, поэтому она пошла обходным путем. В субботу девушка, как всегда, пришла с амбарной книгой, куда записывала расходы на хозяйство, и, доложив о финансах, забормотала:
– Госпожа Мартина, вы выписали Эдмунду денег на покупку редких книг в антикварной лавке.
– Да, – подтвердила хозяйка, – мальчик увлечен историей, он начал собирать старинные учебники, составляет коллекцию. Каждый раз, откопав и купив раритет, Эд мне его показывает. В среду принес потрясающей красоты атлас птиц, его сделали монахи в тысяча пятьсот двенадцатом году. Текст – просто образец каллиграфии, рисунки восхитительны. Да что я тебе рассказываю! Эд при тебе это чудо демонстрировал.
– Да, – согласилась Элиза, – а еще неделю назад молодой хозяин приобрел анатомический атлас.
– Удивительная вещь! – восхитилась Мартина. – Эд умеет найти уникум.
– У нас в доме завелся вор, – пробормотала девушка, – роскошное издание про птиц, атлас и другие фолианты, которые господин Эдмунд в этом месяце принес, исчезли из библиотеки.
– Не может быть, – изумилась Мартина, – ты ошибаешься.
– Их там нет, – уже твердым голосом заявила управляющая, – я вчера проверила, на полках пусто. Осматривать наши шкафы я отправилась после того, как увидела в антикварном магазине соседнего городка книги господина Эдмунда. Кто-то их сдал на продажу.
Лицо Мартины не дрогнуло, но Элиза поняла: хозяйка догадалась, что происходит. Старший сын берет у матери немалые суммы на свою коллекцию, показывает ей фолианты, а потом… снова относит их в лавку и получает неплохие деньги на кутежи. Он решил, что Мартина никогда не заглянет к букинисту в соседнем городке. Что ей там делать? Но владелец лавки выставил одно издание в витрину, и его случайно заметила Элиза.
Управляющая понятия не имела, как мать разобралась с отпрыском, но Эдмунд не выглядел смущенным, гулял по-прежнему с приятелями, в доме постоянно кутила его компания. Утром в спальне старшего сына часто обнаруживались разные девушки, иногда их в его постели бывало несколько. Чтобы по городку не поползли нехорошие слухи, Элиза сама убирала покои безобразника. Один раз парень ущипнул ее пониже спины. Девушка развернулась, изо всей силы отвесила нахалу пощечину и четко сказала:
– Я не твоя шлюха! Еще раз позволишь себе подобное, расскажу все госпоже Хансон.
– Эй! Охамела? – возмутился Эдмунд. – Ты половая тряпка! Мать вмиг вытурит тебя вон. Как ты посмела ударить хозяина?
– Ты не хозяин, – ринулась в бой девушка, – а прожигатель жизни. Противно на тебя смотреть.
– Едва мать умрет, я тебя пинком под зад вон выставлю, – пообещал Эд.
– Если Мартина скончается, я вместе с ней в гроб лягу, чтобы не видеть, как дурак Олаф разоряет! – отчеканила Элиза и убежала.
Вечером того же дня Эд принес ей коробку дорогих конфет и вроде искренне сказал:
– Я и правда идиот. Ты нам как родственница, извини. Сам не знаю, что на меня нашло. Мир?
Элиза кивнула.
– Кто старое помянет, тому глаз вон.
Гант очень любила сладкое, но тот презент даже пробовать не стала, передарила подружке.
У Мартины был еще один сын, младше брата, и у него был другой характер. Тихий, молчаливый юноша, вечно читавший книги или писавший что-то в толстой тетради. В университете Карл не имел и сотой доли популярности Эда, не играл в футбольной команде, не отличался хорошими знаниями, не умел поддержать разговор, и у него всегда потели ладони. Сидел Карл в последнем ряду, если его вызывали к доске, конфузился, начинал заикаться. Но педагоги все равно ставили ему хорошие отметки, потому что Карл очень старался, задания выполнял аккуратно и был сыном Хансонов. Друзей Карл не имел, девочки не хотели на него даже смотреть. Эд подсмеивался над братом, никаких родственных чувств он к нему не испытывал. Мартина старалась социализировать Карла, в детстве она всегда устраивала пышные балы на его день рождения, приглашала толпы детей с родителями. Ребята приходили на торжество, потому что им так велели взрослые, но настоящего веселья никогда не получалось. Будь юноша классическим ботаником в очках, просиживающим брюки в библиотеке и знающим ответы на любые вопросы профессоров, ему бы простили неумение плавать, бегать, улыбаться, мрачный вид и вечно потные руки. Карл мог прибиться к таким же слишком умным студентам, найти себе толстенькую девочку в очках, с рюкзаком, набитым книгами великих древних авторов, и жить счастливо. Но нет! Местные знайки считали Карла глупцом, а веселое студенчество думало, что он идиот. После занятий Карл ехал домой, закрывался в своей комнате и собирал пазлы. Он проводил часы за этим занятием, сидел в тишине, не включая музыку, просто подбирал кусочки, чтобы получилась картина. Когда очередное изображение было закончено, младший Хансон аккуратно наклеивал его на доску и нес матери.
– Милый, это шедевр, – слишком бурно радовалась Мартина и приказывала повесить поделку в гостиной.
– Почему не у себя в покоях? – прервала я рассказ Элизы.
Она показала на стены.
– Мартина была по-настоящему религиозна. Не напоказ. Демонстративно крест поверх одежды не носила, ни с кем бесед на церковные темы не вела. Когда был жив господин Виктор, семья ходила по воскресеньям на литургию. Но в церкви все, кроме Мартины, откровенно скучали и лишь изображали, что участвуют в службе. Думаю, Мартина боялась, что грехи мужа утянут его в ад, вот и таскала того на исповеди да причастия. Надеялась, что Господь простит грешника.