Или кто-то из детей рассказал дома о том, как меня наказывали, и родители из христианских побуждений пришли выступить на моей стороне?

Не думаю.

– Видите, кто-то против вас, а кто-то за вас. Какая противоречивая женщина, – учитель отодвинул стул и встал. – Вы неглупы, Джудит. Он зашел за угол стола. – Вы, к сожалению, немного отстаете, но все можно наверстать, если мы будем, так сказать, заниматься в более тесном контакте.

Он подошел совсем близко и посмотрел на меня.

– Я могу вам помочь. В дальнейшем я могу давать вам уроки по вечерам у меня дома, если вы будете ко мне приходить.

Его рыбьи глаза так заблестели, что ошибки быть не могло.

Я отпрянула, но он схватил меня за запястье. Неожиданно сильно для такого тощего человека. Я замотала головой и попыталась другой рукой вырвать у него свою руку.

– Девичьи выкрутасы, – сказал он. Я почувствовала запах пота от его заношенного пиджака. – Не притворяйся, что не понимаешь, чего я хочу. Я видел, как ты полуодетая выходила от Лукаса Уайтинга посреди ночи.

Господи! Нет! Только не это!

Он понял, что и в этот раз попал в цель, и снова начал чертить круги своим пальцем по моей ладони.

– Если ты была ласкова с ним, то почему бы не быть ласковой и ко мне? Я люблю девочек, которые не рассказывают сказки.

Я продолжала вырывать руку. В какой-то момент я топнула и попала каблуком ему по пальцам ног. От неожиданности он отпустил меня. У дверей послышался стук чьих-то ботинок. Мы оба обернулись и увидели одного из друзей Даррелла. Я чувствовала себя так, как будто меня изваляли в грязи, настолько мерзкими были слова и взгляды учителя.

– В противном случае пусть Робинсоны и городские власти сами решают, достойны ли вы учиться в нашей школе. Да, мистер Паулинг? Я могу вам чем-то помочь?

XXXV

Когда ты приехал за нами на своей повозке, мы с Дарреллом уже оделись и были готовы, но нам пришлось подождать, пока Руперт Джиллис не выскажет тебе свои лживые заверения в дружбе.

– Как хорошо, что вы опекаете этих несчастных, – сказал он тебе. – Вы являете собой образец христианского милосердия.

Твое лицо потемнело.

По дороге домой ты не произнес ни слова. На меня ты тоже не смотрел.

Неужели Джиллис сказал тебе что-то о моем визите к тебе той ночью?

XXXVI

Из-за неожиданного холода и потепления несколько тыкв испортилось. Я сходила к бурту овощей, сложенному в хлеву, и выбрала две самые поврежденные тыквы, и отнесла на разделочный стол. Одна была круглой, толстой и морщинистой, вторая – вытянутой в длину, мягкой и тощей. Я назвала ее Рупертом Джиллисом, а первую – Гуди Праетт. Я разрезала Гуди на куски, выскребла семечки, очистила кожу маминым мясницким ножом. Резкий запах тыквы заполнил мои ноздри. Существо тоже его почуяла и потянулась за угощением.

Вооружившись тесаком, я взялась за Руперта и сняла с него скальп. В нем образовалась симпатичная дырка. Я выскребла его полужидкие мозги-семена и отдала на съедение Существу. В углу на очаге закипал чан с водой, куда я брошу вариться тыкву.

Дверь хлева открылась, я обернулась, думая, что это мама.

Но в дверях, освещенный неярким закатным солнцем, стоял ты.

Несмотря на холод, ты был в одной рубашке и брюках. Без шапки и пальто. Мои руки были по локоть в тыквенной мякоти, Я быстро сняла засаленный фартук и отложила его в сторону.

– Что ты делаешь? – Ты вошел и погладил Фантом по гриве.

Я вытерла мокрую руку о фартук.

– Тушу тыкву.

Твои пальцы заставляли Фантом тихо ржать от удовольствия.

– Звучит здорово.

– А где Джип?

Ты улыбнулся.

– Запер негодника дома. Он сожрал мой обед, пока меня не было.

К черту хорошие манеры! Ты же не обедал.

– Хочешь остаться и перекусить чем-нибудь?

– Чем?

Боже, наверное, я сейчас покраснела как рак.

– Тушеной тыквой.

Ты взял нож и стал чистить оставшиеся куски тыквы.

– Твоя мама не слишком мне обрадуется.

Я не смогла притвориться, что ты ошибаешься.

– Я обрадуюсь.

Ты взял следующий кусок тыквы.

– Почему твоя мама меня не любит?

Я положила тесак на стол и посмотрела на тебя. Ну как я могу на это ответить? Никак.

– Меня тоже интересует этот вопрос, – ответила я, – думаю, после моего… исчезновения, после смерти папы вся ее любовь перешла на Даррелла.

Ты не сводил с меня глаз. Мой ответ тебя не удовлетворил.

– Но ты же вернулась!

Я покачала головой.

– Ну и что? Для нее ничего не изменилось.

Ты тоже положил нож и, сложив руки на груди, прислонился к стене.

– Это должно быть больно.

Наша беседа стала слишком грустной. Самое время поменять тему. Я показала ему на вторую, скальпированную тыкву.

– Это мистер Джиллис.

Ударом тесака я разрубила тыкву пополам.

Смачный треск, с которым она развалилась, заставил тебя подпрыгнуть. Ты улыбнулся и забрал у меня тесак.

– Дай теперь я с ним разберусь.

Очень скоро вся учительская голова была порублена на мелкие кусочки. Ты потянулся к куску, с которого снимал кожуру.

– Надеюсь, это не я.

– Конечно, нет.

Ты перестал улыбаться.

– Джиллис до сих пор тебя достает?

Я задумалась, что ответить. Мне не хотелось, чтобы ты считал меня слабой, если я признаю это.

Ты понял, что я не хочу отвечать. Ты вошел в стойло к Фантом и потрепал ее за шею.

– Я хотел с тобой кое о чем поговорить.

Твой мрачный тон меня встревожил.

– О Фантом?

– Нет.

Ты провел рукой по ее гриве.

– Но я буду счастлив забрать ее в любое время, как только ты этого захочешь.

Я испытала облегчение. Но если ты пришел не из-за лошади, тогда зачем? Я положила тесак и протянула ей кусок тыквы. Она проглотила его и ткнулась носом мне в ладонь, прося еще. Я прижалась щекой к ее морде. Что скажешь, девочка? Ты рада, что будешь жить у Лукаса?

Фантом потерлась о мою щеку и слегка толкнула меня плечом, чтобы развеять мои сомнения. Мы стояли с тобой плечом к плечу и гладили ее пеструю шкуру. Ты взял щетку и начал чистить ей бока, а я гребенкой начала вычесывать гриву.