Дверь открылась, и раздались чьи-то тяжелые шаги. Под их звук я юркнула в темноту. Шаги остановились.
– Кто здесь? – раздался голос мельника У ильяма Солта. Забыв про осторожность, я побежала.
Шаги стали меня преследовать. Острые сучья и ветки царапали мне лицо. Глаза слезились. От холодного воздуха болела грудь.
Я подвернула лодыжку, споткнувшись о корень, но все равно продолжала бежать. Луна спряталась за тучи, и темнота сгустилась. Я не представляла, где нахожусь. В отдалении раздались крики. Наверняка это те, кто остался у хижины. Мое тело больше не могло двигаться. От бега у меня свело икры. Я остановилась.
Мой преследователь тоже.
Если я не буду шуметь, он не сможет меня обнаружить.
Я никак не могла отдышаться после этой сумасшедшей гонки.
У хижины что-то загрохотало, снова послышались крики. Я увидела сквозь деревья какой-то странный оранжевый свет. Неужели они так быстро развели костер?
Пламя поднималось все выше.
Уильям Солт развернулся и стал продираться сквозь кустарник к огню.
Это был не костер. Горела хижина полковника.
По крайней мере, ты согреешься.
Я вся вспотела, и теперь холодный ветер пробирал меня до костей. Я свистом подозвала Фантом и тут же услышала цоканье ее копыт. Теперь мне было слышно, как трещит горящий дом.
Горящий дом.
Порох.
А что, если они не вытащили порох из подвала?
Они должны были вытащить его. Должны. Или сейчас все взлетит на воздух. Как корабли переселенцев. Нет, они же обыскивали дом, наверняка нашли и порох. Зачем им было искать арсенал, для того, чтобы сжечь?
Фантом подошла ко мне и задышала в ухо.
Я тщетно искала способ тебя спасти. Но как, если все уже настороже?
Я попыталась залезть в седло. Она нагнула шею, и я, наступив на растущую невысоко от земли ветку дерева, вскарабкалась ей на спину.
Я не смогу спасти тебя этой ночью. Я оставлю тебя им.
Я похлопала Фантом по шее. Вези меня домой, девочка, подумала я. Ей не нужно было слышать мои слова. Повернувшись к горящему дому, она втянула ноздрями воздух и пошла в противоположном направлении к щели в скале. Я запустила пальцы в гриву и прижалась к ее шее.
Слава богу, что мне было не видно, как она взбирается по почти отвесному склону. Но она смогла. Она вывезла меня из долины к той части реки, которую я в темноте даже не узнала. Ни на мгновение не остановившись, она вошла в воду. Ноги и юбка тут же промокли. Она уверенно прошла по скользким камням, даже не замочив живота. На противоположном берегу лошадь отряхнулась и повезла меня через лес к дороге, ведущей к городу от нашего дома. Она не останавливалась до тех пор, пока мы не дошли до хлева. Я спешилась и завела ее внутрь.
Ио довольно замычала.
Мне пришлось довольно долго ее растирать, чтобы она не простудилась после переправы через ледяную реку. У меня от холода болело все тело, но я все равно не уставала ее благодарить за то, что мне удалось избежать второго купания. Я подбросила Ио свежего сена и впустила Фантом к ней в стойло. Лошадь тут же привалилась к ее боку. Пусть сегодня они друг друга погреют.
Было все еще темно, но на небе уже появились первые светлые разводы. Я подошла к дому, и перед моими глазами вновь возникла картина горящего дома полковника. Это был уже мой дом, мое укрытие. Нет, теперь ты мое укрытие. Я должна тебя освободить.
Я положила руку на ручку двери и осторожно ее подняла.
Дверь оказалась заперта.
Я проверила еще раз.
В окне появилось мамино лицо.
Я поскреблась.
– Пожалуйста! Впусти меня!
– Ты здесь больше не живешь, – раздался мамин голос из-за добротной, сделанной еще папой двери.
Только не это. Не сейчас, когда моя одежда промокла и я дрожу от холода.
– Ненадолго, – умоляла я, – впусти меня в последний раз. Я никогда больше не вернусь.
– Иди к своему ухажеру, к которому ты бегаешь, посмотрим, впустит ли он тебя.
Холодная, мокрая, до смерти напуганная, отвергнутая матерью, которая меня родила. Это больше, чем я могу вынести. Глаза налились слезами, и я зарыдала.
– Мама, сжалься над дочерью, – закричала я и заколотила в дверь. – Мама, помоги мне!
Я слышала голос Даррелла, но слов различить не могла. Мама что-то сказала, и он замолчал.
Дом был темным и безмолвным. Здесь остались мои лучшие воспоминания о счастливых временах, проведенных с папой и мамой.
Я повернулась и пошла прочь.
Я попрощалась с отчим домом.
В последний раз я погладила Ио по голове и вывела Фантом на улицу. Она продемонстрировала мне, что недовольна, в хлеву ей было гораздо комфортнее. Она поплелась за мной к тебе в хлев, где мы и улеглись рядышком на сене.
Только теперь я вспомнила о твоем муле. Пусть сам найдет дорогу домой, помочь ему я уже не смогу.
Я проснулась от шума. В церкви непрерывно звонили колокола, так звонят только во время тревоги, созывая жителей на площадь. Переселенцы? Я потерла глаза и с удивлением осмотрелась.
Было уже позднее утро. Я проспала все домашние дела.
Колокола продолжали трезвонить.
Я в твоем хлеву, и рядом со мной, свернувшись калачиком, спит Джип.
Теперь я все вспомнила.
Я вскочила и тут же почувствовала, насколько избиты и слабы мои ноги. Мне даже пришлось схватиться рукой за перегородку стойла, пока я отряхивала от соломы порванное платье. В животе урчало. Фантом ткнулась в меня носом, требуя, чтобы я ее покормила. Овес для нее у тебя был. Не было никакой еды для меня, а дом ты запер.
Это из-за тебя звонили в колокола, «экспедиция» вернулась в город. Наверняка. Я должна пойти туда и убедиться во всем сама. Как всегда, я спрячусь в самом углу на задней скамье. Сейчас, когда все взбудоражены, на меня будут обращать внимание еще меньше, чем когда-либо.
Выйдя на дорогу, я увидела впереди маму в лучшем воскресном платье, Даррелла, опиравшегося на ее руку. Они шли медленно, но с достоинством. Даррелл не пошел сегодня в школу. Да он бы и не смог без помощи туда добраться. Я спряталась за кленом и подождала, пока они пройдут дальше.
– В прятки решила поиграть?
Я подпрыгнула. Это была Гуди Праетт. Мой испуг ее позабавил.
– Попала в переделку? Что с твоим платьем? И почему это тебе вздумалось прятаться от собственной матери?