Если ты согласен, поставь свечу на подоконник.
Хэлена.»
Что она задумала, эта ведьма? Готфрид вошёл в дом и бросил письмо в холодный камин. Затем он подошёл к окну, сорвал ненавистные багровые шторы и растоптал их. Так он топтал память об Эрике, этой блудливой суке.
Позади мяукнула кошка. Готфрид подхватил её, выпустил на улицу и захлопнул дверь.
Нужно собрать вещи и исчезнуть отсюда. Хотя бы на время. А потом, когда всё утихнет, продать дом, если его до этого времени не конфискуют, и больше никогда здесь не появляться.
И он начал собирать вещи в большие сумки. Лучше уехать сегодня ночью. Нет, ночью лучше выспаться.
На глаза ему попался подсвечник с оплывшей свечой. Будь что будет, подумал он, и поставил его на подоконник. Интересно, что ему расскажет Хэлена?
Он успел подняться на второй этаж, как в дверь постучали. Пришлось спускаться вниз и открывать. На пороге стояла Хэлена. У неё были спутаны волосы, одежда испачкана в дорожной грязи, а на плечах лежала засаленная серая шаль. Ведьма явно была где-то поблизости и ждала, когда ему доставят записку.
— Проходи, — буркнул он.
Они уселись по разные стороны трапезного стола, и Готфрид, чтобы не тянуть время, напрямик спросил:
— Так что ты хотела рассказать мне?
Хэлена помолчала в нерешительности.
— Маска у тебя? — наконец спросила она. — Покажи мне её, пожалуйста.
Готфрид со вздохом поднялся, сунул руку, в потухший камин, нашарил тайную полку и вытащил оттуда железную маску. Она бухнулась на стол с глухим лязгом.
— Ну, что?
Хэлена вздохнула, и сказала, не отводя взгляда от маски:
— Скажи мне, пожалуйста, ещё кое-что. Как ты узнал, что она лежала именно в той хижине?
— Мне приснился сон, — сухо ответил Готфрид.
Хэлена подняла на него удивлённые глаза.
— Не может быть, — прошептала она. — Нет, она не могла так… но зачем?
— Что случилось?
— Странно, что она тебе приснилась, — сказала Хэлена.
— Мне многое снилось в то время. Эрика подложила мне какие-то травы под кровать, вот они и…
— Это не Эрика, — ведьма покачала головой. — Это делали мы — я и Мать. А травы… наверное она просто хотела защитить тебя.
— А зачем вы это делали? — на лице у Готфрида не дрогнул ни единый мускул, не обозначилось удивление.
— Это была идея Матери, — сказала Хэлена. — Подобие пророческих видений — кладбище, на которое Эрика не могла не пойти, буря, которая должна была начаться на следующий день… Даже призрак Альбрехта вписался в эту затею как нельзя кстати. Ты должен был видеть подтверждения снов и верить им, как откровениям. А потом прогнать Эрику, решив, что она ведьма…
— Но я ведь мог отправить её в Труденхаус!
— Не мог, — Хэлена снова покачала головой. — Не стал бы. Ты не из тех, кто может так поступить… Мать чувствовала, что от тебя ей не угрожает и не будет угрожать опасность, даже если ты поверишь, что она колдунья. Мы думали, что ты просто отпустишь её и всё, ей придётся вернуться…
— Да кто она такая? Почему вы за ней так бегаете? — не выдержал Готфрид и стукнул кулаком по столу.
Хэлена подняла на него испуганные глаза, подождала, пока успокоится, и произнесла:
— Тебе может показаться невероятным, что я тебе сейчас скажу, но выслушай меня до конца, а потом сам думай, верить тебе в это или нет.
Эрика — дочь нашей верховной жрицы, которую мы зовём Матерью.
По лицу Готфрида трудно было что-либо понять — оно как было мрачным, так и осталось. Щёки его ввалились от бессонницы, а вокруг глаз залегли тени, отчего взгляд казался хищным и озлобленным. Хотя, таким он и был.
— Она была ведьмой, наследницей ковена… — продолжала Хэлена.
— Тогда почему она не околдовала меня? Не пыталась бежать? — перебил Готфрид.
— Почему ты думаешь, что не околдовала? — желчно спросила ведьма. — А бежать она не пыталась, потому что знала, что её ждало.
— Её хотели принести в жертву?
— Д-да, — после паузы кивнула Хэлена, — её хотели отдать в жертву Рогатому. Чтобы заключить какой-то договор с ним — я точно не знаю.
— То есть вы с помощью неё хотели заключить договор с дьяволом?
— Ну, да. Она ведь была девственницей, готовилась к свадьбе…
— К свадьбе? — в груди у Готфрида вновь вспыхнуло болезненное пламя. — С кем?
— Я не знаю, — покачала головой ведьма. — Готовилась к свадьбе, но тут…
— Подожди, как могла мать принести в жертву собственное дитя?
Хэлена замолкла, а потом ответила:
— Я имела в виду принести в жертву не саму её, а её девственность, как символ молодости и чистоты. Поэтому она не вернулась к нам — не хотела быть чьей-то вещью, несмотря на то, что её удостоили столь великой чести.
— А кем был её жених?
— Я не знаю. Это известно только Матери. Мы многое скрываем друг от друга — чтобы на пытке не выдать друзей. Мне очень жаль, но она не любила тебя. Ей просто нужно было укрытие…
— Мне наплевать, — ответил Готфрид холодно. Ему стало только горше. Это означало, что его обманывали с самого начала, а он верил. Хотя… кажется, он догадался, кто был её женихом.
А ведь тогда, на дознании Эрики, доктор Фазольт был прав. Был прав во всём, как будто сам был тому свидетелем. Готфрид вдруг увидел всё кристально чисто: Эрика ничего ему не говорила, потому что боялась инквизиции. Её рассказ, шитый белыми нитками, он никогда не воспринимал всерьёз. Сейчас это было ясно. Он просто закрывался им, как хлипким щитом, от того, что подозревал. Эрика была ведьмой. А всё, что у них было — просто мираж. Картина художника, которая прекрасна с одной стороны, но сзади всегда есть грубый, грязный холст, на который и нанесены краски.
Кругом обман. Эрика была намазана мазью в день шабаша, как делают все ведьмы перед своими гуляньями. Как он мог не обратить на это внимания? А те травы под кроватью? Всё же было ясно как день. Воистину, любовь ослепляет. А Дитрих? Как он ловко придумал отпустить Хэлену, чтобы проследить за ней. Небось был уверен, что она сбежит и предупредит ковен. Никому нельзя верить.
Ему вдруг очень захотелось выпить. Отметить конец всего этого дерьма, а потом подумать, что делать дальше. Может быть, вернуться к Фёрнеру. Может быть, уехать подальше. Можно отправиться на север, там теперь нужны солдаты.
— Забирай свою маску и проваливай, — сухо сказал он.
— Спасибо, что приказал отпустить меня тогда, у Верхней церкви, — тихо сказала Хэлена.