— Конечно, — кивнул священник. — Он часто приходил молиться.
Готфрида как молнией ударило: колдун приходил молиться?
— Вы уверены, что это был именно он?
— Господь свидетель, — кивнул святой отец. — Плотный, усатый, с перстнем… Молился почти каждый день, а потом уходил.
— А о чём молился?
— Я не слышал.
— Может быть он исповедался?
— Нет. А если бы и исповедался, вы же понимаете…
— Понимаю, — кивнул Готфрид. — Может быть вы знаете, куда он поехал, с кем общался?
Внезапно в дверь постучали. Священник вздрогнул, поджал сухие губы и быстро проговорил:
— Вам пора, пожалуйста, уходите. Если будут какие-нибудь вопросы, приходите завтра.
Он проводил их до двери, открыл массивные створки и выпустил на улицу.
Снаружи стоял коренастый человек с лицом воина, иссечённым шрамами. Он был одет совсем не бедно, даже с излишествами: шёлковая рубашка, золотая цепь, золотые и серебряные кольца были надеты поверх перчаток, нашиты на шляпу. На поясе у него были кинжал и шпага, тоже достаточно искусной работы, судя по всему. Однако Готфрид почти не обратил на них внимания. Он вглядывался в лицо, сравнивая его с лицом Георга Флока.
— Приветствую, — сказал незнакомец хриплым голосом, снял шляпу и прошёл внутрь. Готфрид проводил его подозрительным взглядом.
— Это не Флок, — сказала Хэлена. — Пойдём обратно, а то я так устала.
— Конечно, пойдём, — согласился Готфрид. — Хотя, подожди минутку…
Он прижал палец к губам и прислушался. Из церкви доносились удаляющиеся голоса священника и странного ночного посетителя:
— Святой отец, у меня скончался друг.
— Ах, какое несчастье!
— Его нужно похоронить и, в общем, всё как обычно.
— Конечно, конечно…
— Ещё я хочу сделать больше пожертвование…
Дальше голоса стали совсем неразборчивыми — видимо эти двое пошли к алтарю, в дальний конец помещения.
— Странный тип, — сказал Готфрид.
— Может быть наёмник или охранник.
— Все наёмники сейчас должны быть на севере, воевать с проклятыми шведами.
— Я устала, — повторила Хэлена, надув губки.
— Ладно, пойдём.
На душе Готфрида стало гадостно. Когда он увидел шпагу у незнакомца, он сразу растерял остатки своего настроения. Подумать только, оборванный наёмник, а со шпагой! А ты, служитель Господа, имел глупость расстаться со своим оружием! Потерять, как трус или новобранец.
Поэтому Готфрид не мог уснуть. Он уже трижды помолился, и теперь ворочался с боку на бок, а мысли всё время возвращались к его шпаге. Как посмел потерять единственное напоминание об отце! Ведь шпага была больше, чем просто оружием. Она была символом, памятью, и даже опорой веры… Остались только ножны, да какой теперь от них толк?
Скрипнула входная дверь, и он увидел в проёме фигурку Хэлены. Лунный свет обливал её роскошное тело в ночном платье, струился по чёрным волосам и блестел на радужках серых глаз.
— Мне не спится, — сказала она тихо. Помолчала, точно в нерешительности, и сделала шаг вперёд.
Готфрид сел на постели.
— Мне тоже, — устало признал он.
Хэлена медленно подошла к нему и устроилась рядом, кутаясь в простыню. Внутри у него всё затрепетало, он глубоко вздохнул и сбивчиво проговорил:
— Всё шпагу не могу забыть. Ведь от отца досталась…
Она молча кивнула, смотря куда-то вдаль.
— А тебе почему не спится? — спросил он после паузы.
— Ну, — она вздохнула, — понимаешь… Дело в том, что… мне понравился один мужчина, — она бросила на него быстрый взгляд. — Я даже сама не ожидала. И я вижу, что нравлюсь ему, но ведь мы с ним такие разные…
Готфрид внимательно слушал, склонив голову набок и чуть дыша.
— … и я не знаю, как он отнесётся к моему чувству. И боюсь, — она помолчала, а затем спросила. — Как думаешь, если я ему во всём признаюсь, не отвергнет ли он меня?
Он взял её за руку и промолвил:
— Если ты ему тоже очень нравишься, то он поймёт тебя…
Поцелуй Хэлены оборвал его фразу. Девушка прижалась к нему, обвила трепещущими руками, и он обнял её в ответ.
— Готфрид, — начала шептать она, сбрасывая простыню. — Как только я увидела тебя, я поняла что не смогу без тебя прожить…
Они повалились на постель, и ласковые руки ведьмы коснулись его жёсткой щетины, шеи, груди, пробежались по напрягшемуся животу и опустились ниже…
— Готфрид, я хочу быть с тобой…
Её дыхание участилось, полная грудь прижалась к груди Готфрида, губы снова нашли его губы…
— Хэлена, Хэлена, — он оторвал её от себя, как будто она высасывала воздух из его лёгких. — Пожалуйста перестань, ведь меня дома ждёт Эрика…
— Но ведь я хочу тебя прямо сейчас! — настаивала девушка, целуя его щёки. — Никто не узнает, если ты не хочешь…
— Нет, Хэлена, — он взял её за руки и отстранил от себя. — Неужели ты не понимаешь, что я не хочу этого?…
Хэлена смотрела ему в глаза, а потом набросила простыню на плечи, села на постели и опустила голову. Её лицо, закрытое руками, потонуло в чёрных волосах.
— Прости… — попытался успокоить её он. — Просто…
Хэлена горько усмехнулась и опустила руки. Затем она встала и, не глядя на Готфрида, пошла к двери. Резкой, порывистой походкой озлобленной хищницы. Потом на мгновение остановилась, словно собираясь что-то сказать, но затем просто открыла дверь и исчезла в темноте.
Ему было стыдно. Стыдно, что чуть не предался греху с этой ведьмой. И сердце его начинало ныть, когда он вспоминал, что там, в Бамберге, его ждёт Эрика. Ждёт и верит ему, такая чистая и непорочная. А он? Разве он достоин её после такого?
Готфрид подумал, что неплохо бы сходить к священнику, исповедаться. И мысль эта так въелась в его сознание, что он решил идти прямо сейчас.
Дорогу до церкви он помнил. Ноги, уставшие за день, всё же шли быстро. Он ещё мучился от стыда и отвращения к себе, однако теперь у него была цель, можно было что-то сделать, появилась надежда.
Он миновал несколько грязных, скособоченных домов. Небо было чёрное, среди бисера звёзд едва виднелся тонкий, ещё совсем рахитичный серп растущего месяца. Дул несильный ветер, качая развешенное между домов бельё. Большинство окон уже погасло. Со стороны леса доносился шум деревьев.
Вот уже главная улица Эрлангена, до церкви рукой подать — вон она, белеет слева… однако Готфрид вдруг остановился в тени переулка и насторожился.