Я даже опешила от его вспышки, он снова показывает свои эмоции, несмотря на то, что Дрю выплескивает весь свой гнев и смятение на меня, это должно быть для него полезно, верно?

– Знаешь, тебе не нужно справляться с этим одному. Это нормально – скорбеть и говорить о ней.

– Я скорблю, а также понимаю, что виноват. Виноват в том, что моя младшая сестра упала в бассейн и утонула. Я должен был оставаться снаружи и присматривать за ней, но не сделал этого. Я думал, ворота были закрыты… – Дрю запускает обе руки в волосы, сжимая темные пряди, пока смотрит на меня невидящим взглядом. – Это моя вина. И ее тоже.

– Ее? Ты имеешь в виду Ванессу? – Она была практически младенцем! Как он мог такое сказать?

– Нет, блядь, конечно, нет. Ее вина. Боже. – Его голос прерывается всхлипом, и я понимаю, что слезы текут по его щекам. Видя их, видя, как он горюет… это заставляет мое сердце сжиматься от боли, но я боюсь к нему подходить. Боюсь, что он меня оттолкнет, а этого я не выдержу. Дрю скорбит в одиночестве, думая, что, так или иначе, это все его вина. Его и кого-то еще.

Я так растеряна. И, честно?

Я боюсь спросить.

– Расскажи мне, что случилось? – требую, решив быть храброй и столкнуться с этим лицом к лицу. – Как умерла твоя сестра?

Пока мы возвращаемся к могиле Ванессы, Дрю яростно стирает слезы со своего лица. Даю ему немного времени, присаживаясь на скамейку рядом с могилой. Ветки деревьев над моей головой раскачиваются от ветра, и я дрожу под своим слишком тонким пальто, наблюдая, как Дрю начинает расхаживать прямо передо мной.

– Я был во дворе. Проводил время с отцом и наслаждался солнцем. Были каникулы в честь Дня Благодарения, на улице было теплее, чем обычно. А я был на высоте после так хорошо проведенного первого года в команде, – его голос срывается, и Дрю выглядит задумавшимся. – Адель не было большую часть дня, она покупала подарки к Рождеству. Адель попросила моего отца присмотреть за Ванессой. Мы играли с ней, она носилась туда-сюда по заднему двору, хихикая без остановки. Знаешь, ей потребовалось некоторое время, прежде чем проникнуться ко мне теплом, потому что я не часто бывал дома, однако всегда завоевывал ее внимание, когда возвращался.

Ничего не говорю, позволяя Дрю воспользоваться этим временем, чтобы рассказать свою историю. Ему необходимо выпустить это наружу, и неважно, насколько болезненно для него будет вновь переживать этот день. Я бы предпочла успокоить его и сказать, что мы поговорим об этом в другой раз, но когда?

– У моего отца зазвонил телефон. Он работал над большим слиянием, на которое ушли месяцы, и вынужден был ответить на звонок. Папа сказал мне следить за Ванессой, не позволяя ей пропасть из виду, и, конечно, я сказал, что присмотрю. – Дрю издает дрожащий вздох и закрывает глаза. – Мы играли в прядки – она искала меня, мы смеялись, я ее дразнил. Я знал, что папа был не так уж далеко – мне было слышно, как он разговаривал по телефону.

И тут неожиданно в дверях появилась Адель и попросила меня… попросила меня пройти с ней в дом. Я сказал ей, что не могу, мне нужно присматривать за Ванессой, но Адель убедила меня, что с сестрой все будет в порядке. Мой отец был рядом. Он был там, клянусь, был. Так что я ушел, и… Ванесса упала в бассейн, каким-то образом попав за заборчик, который его окружал. Оказалось, папа ушел на передний двор, но тогда я об этом не знал. Он не понял, что оставил Ванессу одну. Я думал, он за ней присматривает, а папа думал, что за ней присматриваю я…

Дрю разваливался. Буквально рухнул на землю на колени перед могилой сестры, его плечи подрагивают, пока он склоняется над надгробием, словно в молитве.

– Я сожалею. Я облажался, и мне так чертовски жаль.

Я подошла к нему, опустилась на колени и обняла его, поскольку это лучшее, что я могла сделать. Он повернулся ко мне, обвил руками мою шею и прижавшись лицом к моей груди. Я почувствовала влагу от его слез на своей коже и начала гладить его по голове. Мои пальцы запутывались в его волосах, пока я изо всех сил старалась его успокоить.

И так мы просидели долгие, тихие минуты. Тело Дрю дрожало от эмоций, когда он тихо плакал на моей груди. Я позволила ему, ощутив, что слезы и печаль проникли в меня, заплакала вместе с ним. Слезы, которые лились из меня, соединили меня с Дрю, и я почувствовала его кровоточащие раны, его горе и необъятную боль.

Знаю, это не все, что его отравляет. Чувствую, здесь нечто большее, гораздо большее, но Дрю сдерживается, опасаясь, что я буду волноваться. Или, того хуже, плохо о нем думать.

Это связано с Адель. И, думаю, я знаю, что это.

Просто к такому я еще не готова.

Глава 13

«Люди, которые знают нас лучше всех,

могут навредить больше всего»

– Дрю Каллахан.

День 6 (Черная пятница). 23:00

Дрю

Я отчаянно пытался потеряться в Фэйбл, ведь только так я мог забыться.

После кладбища мы перекусили фастфудом и вернулись домой. Мы практически не разговаривали, да я и не смог бы поддержать беседу, даже если бы попытался. Я опустошен, как эмоционально, так и физически, и Фэйбл это знает. Она не давит, не просит никаких объяснений, если не сочтет это необходимым.

Например, когда она спросила о том, что произошло в день смерти Ванессы. Трудно поверить, но было так хорошо выпустить все это из себя. Я никогда и ни с кем не говорил о смерти сестры. Ни с родителями, ни с кем-то другим. Держал это в себе в течение двух лет, и стоило только начать говорить, как все нахлынуло, будто плотина прорвалась.

Я плакал. Оплакивал. Рассказал свою историю и был так чертовски благодарен, когда Фэйбл не дрогнула, не стала осуждать. Она просто поддерживала меня и позволяла плакать, будто я – какой-то большой ребенок.

Черт возьми. Я отказываюсь осуждать себя, корить за проявление чертовых эмоций. Я оставил младшую сестру без присмотра, и имею полное право плакать и беситься, если захочу.

Мы проспали оставшуюся часть дня. Вместе. Свернувшись в моей кровати. Наши руки переплелись, одеяло накинуто сверху. Всю вторую половину дня и большую часть вечера, мы оставались в таком положении. Я знал, нам обоим это нужно. Ведь пока мы были здесь, в Кармеле, ни один из нас особо не спал.

Мы уезжаем завтра. В день двухлетней годовщиной со дня смерти сестры. Конечно, я рад убраться отсюда, но не уверен, что ждет нас с Фэйбл по возвращению домой.

Боюсь того, что я могу сделать. Того, что она может сделать. Того, что мы оба можем натворить, чтобы все испортить.

Экран моего телефона засветился, и я знаю, кто это, даже не глядя. Мой отец или Адель, – последние люди, с которыми мне хочется разговаривать. Быстро поднимаюсь и сажусь, дотягиваясь до мобильника. Лампа на комоде в другом конце комнаты все еще включена, излучая тусклый свет. Взглянув на экран, вижу, что не ошибся – пришло сообщение от папы. Но как только я собираюсь его прочитать, телефон начинает звонить. Опять же, отец.