– Ты не тумба… ты для меня самая красивая. Прости, Риша, я поеду сама. На электричке восемнадцать минут, на автобусе двадцать пять. Говорят, добраться легко.
Регина заплакала.
– Ты что?! Что случилось?!
– Скоро амнистия, я подала прошение, ответили – он под амнистию не попадает. Опасный для общества.
– Перестань плакать! – Сейчас, сейчас Лиза поймёт, как помочь… крутится в голове маячок.
Перед Грифом на корточках человек.
– Подожди, Риша. – Торопясь, Лиза вытаскивает из сумки мобильник, набирает номер. – Петя, прости за беспокойство. Гоги говорил, ты кого-то спасал от тюрьмы. А ты говорил, что Николай сейчас – всемогущий. Не можешь ты, не может он под амнистию подвести Регининого сына? Наверняка из её рук и ты, и он не раз получали контрамарки! Пожалуйста, попробуй сам. Пожалуйста, попроси Николая!
– Ты говоришь о Регине – Гогиной правой руке?! Давай её к телефону!
Лиза передаёт мобильник Регине и выскальзывает из кабинета.
Что-то сегодня её гонит. Сначала домой.
Не успела войти, зазвонил телефон.
– Лиза?! Слава богу, доченька!
– Это когда я стала вашей доченькой? Вы едва здоровались со мной. – Но тут же прикусила язык. Алесина мать – бесхозная, никому не нужная. Вот кто тумба.
– Доченька, прости меня за беспокойство. – Как всегда, эта женщина не слушает того, что ей говорят, в данном случае, слава богу, что не слышала. – Где мой сын? Лёня сказал, он звонил, но как найти его, непонятно. Не можешь ли ты дать мне его телефон?
С трудом Лиза отбилась от мамани. Не успела положить трубку, зазвонили в дверь. На пороге – посыльный с конвертом.
– Распишитесь, пожалуйста!
Растерянно разглядывает Лиза сотенные хрустящие бумажки. Эти доллары заработал Алесь. Каким трудом?
– Подождите! – крикнула Лиза в захлопнувшуюся дверь, распахнула её, а лифт уже доехал до первого этажа.
Сейчас два часа пятнадцатого марта. Значит, получки – первого и пятнадцатого. Первого она приедет сюда сама и узнает телефон Алеся и попросит не посылать ей деньги. Пусть Алесь строит свою собственную жизнь. Он ничего ей не должен. Она не умирает с голоду, а для детского дома есть спонсор.
Странное ощущение: она предоставлена самой себе – впервые за много недель.
Принять ванну, отобрать книги, их и нужные вещи уложить в сумки. Она подождёт Гоги дома. Больше всего хочется по детской привычке с ногами забраться в кресло и читать.
Варфоломеевская ночь, голодные бунты, опричнина… правильно прочитать прошлое – объяснить настоящее: у власти – воры и убийцы, за бортом те, кто не умеет воровать и делать деньги, кто не хочет жить в рекламе вместо жизни, за бортом – таланты и дети. Читать…
А сама уже одевается. Что-то гонит её прочь из бесхозного теперь дома. Книжки они с Гоги заберут в другой раз. Сумка с тряпками – лёгкая, донесёт сама.
Всё последнее время катается на машине. Как давно не ездила на городском транспорте! Выходит на свою улицу. К метро – налево. Боязливо делает первые шаги.
К подъезду резко тормозя, подлетает машина.
Почему-то обернулась и смотрит на блёклого невысокого человечка, выскочившего из машины и решительно кинувшегося в её дом. От этого человека словно чёрная пыль разлетается.
Почему-то дрожит от страха, возвращается к дому, тихо открывает дверь подъезда, мягко прикрывает её, чтобы не хлопнула.
Почему-то подходит к лифту и смотрит на скачущие цифры. Лифт останавливается на её этаже. Лиза знает, этот человек пришёл к ней или за ней или за Аней. Сейчас он вскроет её квартиру и будет ходить по её паркету и дотрагиваться до их с Алесем фотографий и корешков их книг. И после того, как он дотронется до каждой клетки её прошлой жизни, в этой квартире жить будет нельзя: этот человек несёт смерть.
Лиза пятится от лифта, из подъезда и что есть сил бежит по своей улице к метро: скорее прочь от этого человека! И её гонят в спину, буквально толкая, ветер и запах весны.
Сейчас он изучает её фотографии, узнаёт её лицо и чёрной пылью засыпает её прошлое. И, уже ворвавшись в метро, понимает: это бандит, насиловавший, избивавший Аню, рвавший её плоть! Это бандит, который работает с Алесем. Он вычислил, что именно Алесь спас от него Аню. Алесю грозит опасность!
Он искалечит и Алеся, а потом убьёт.
Её толкали, внесли в вагон. Гомонили вокруг. Стучали колёса. А хищное лицо с острым носом-клювом, острым взглядом множилось – у всех в вагоне его лицо!
И вдруг ощутила: кто-то чуть тянет её сумку с документами и Алесиными долларами. Искоса посмотрела – чумазый мальчишка. Ухватив его за руку, вывела из вагона на первой же станции.
Он пытался вырваться, но был мал и хрупок – лет восьми, а она держала его очень крепко.
– Ты хочешь кушать? Я тебя накормлю. У меня есть большая собака, зовут Гриф. Он умеет давать лапу, носить сумки. Сейчас мне самой приходится, смотри, какая тяжёлая, а ему что, потащит любую. Поедем ко мне, никто тебя не обидит.
Наконец поймала его внимание – черноглазый, горбоносый, в шапке до бровей, мальчишка сморщился в злобную гримасу.
– В милицию веди, к тебе не пойду.
– Почему в милицию? Тебя же сразу определят в детский дом.
Он присвистнул.
– Оттуда сигануть можно. А кто знает, куда ты меня притащишь? И я терпеть не могу русских!
Чуть не слетело с языка: почему? Прикусила язык – похоже, из Чечни он! И словно не услышала последних слов, стала объяснять снова:
– Никто не обидит тебя в моём доме. У меня ещё есть дети. Они скоро приедут, и ты будешь с ними играть.
Он обмяк в её руке – больше не рвался, но и не пошёл, когда она потянула его.
– Тебя никто не обидит, – твердит Лиза. – Я тебя выкупаю. – Он вздрогнул. – Накормлю. У меня есть мороженое. Гриф тебе обрадуется. – Она повела мальчика к эскалатору из метро и к такси. Главное – не выпустить его руку из своей затекшей.
Все двадцать пять минут, что они ехали, он смотрел в окно и не сказал ни слова, словно она не существовала.
Гриф кинулся к ней, лишь она вошла в калитку, и затормозил перед мальчиком, которого она втащила за собой. Вытянул морду, издалека нюхал.
– Свой, свой! – пыталась Лиза уговорить Грифа, а тот чуть оскалился и зарычал. – Ты что? – Лиза принялась гладить Грифа. – Видишь, он хороший, он свой!
Но Гриф лишь вежливо махнул хвостом и продолжал жадно втягивать воздух – обнюхивал мальчика на расстоянии. На морде у него шерсть встала дыбом.
– Что с тобой, Гриф? Это же просто маленький мальчик.
Но настороженность Грифа передалась и ей. Гриф чувствует хозяина мальчика, а тот – убийца?