– Зачем? – в голосе Алисы послышались истерические нотки.
– Вам давно делали прививку от столбняка?
Она направилась в глубь квартиры раздеваться.
– Я услышала крики, – сказала ее тетка лейтенанту Лужкову. – То есть сначала шум машины. Я знала, что это Алиса. А потом эти крики. Такой кошмар! Ее ограбить пытались?
– На нее напала ваша соседка, – быстро ввернула Катя.
Дама по имени тетя Шура обернулась к ней. Узнала или нет – непонятно.
– Кто?
– Некая Лиза Апостолова.
– Наша бедная Лиза? Быть не может!
– Да как не может – мы все свидетели! – Лейтенант Лужков махнул рукой. – А ваша племянница наотрез отказывается подавать заявление в полицию.
– Я потрясена! Чтобы наша Лиза… Она наша соседка… Бедное несчастное создание. Нет, это невозможно. Да, конечно, у нее проблемы большие с психикой, но она такая тихая, смирная.
– Мы осматривали могилу там, в цехе, – Катя гнула свое. – Помните, вы мне утром про эту могилу говорили? И услышали крики и увидели, как они обе на асфальте, и Лиза повалила вашу племянницу и вцепилась…
– Может, я что и говорила, я сейчас не помню. Но это совершенно невероятно, чтобы Лиза проявляла агрессию. Она никогда прежде…
– Вот именно! – из глубин квартиры в прихожую вернулась Алиса Астахова. – Это припадок. Болезнь. За болезнь не судят и не казнят.
Она стояла перед ними. На плечи накинут белый купальный халат, косо завязанный, превращенный в этакую тогу, чтобы плечо и рука остались голыми.
Катя не могла отвести взгляда от ран – странно и страшно видеть на коже следы зубов.
И знать, что это зубы не животного, а человека.
Следы отпечатались на молочной коже во многих местах предплечья – багровые оттиски там, где зубы не прокусили кожу. И два кровавых отпечатка, две прокушенные раны – одна на мякоти плеча, а вторая на тыльной стороне запястья.
– У вас найдется в аптечке спирт, йод, бинты и борная кислота? – спросил эксперт-криминалист тетку Астаховой.
– Я посмотрю сейчас, да, что-то найдем.
– Пройдите в комнату, сядьте, я займусь вашей рукой, – приказал эксперт Алисе.
Она проследовала мимо них в гостиную.
Катя, оглядевшись, успела отметить, что квартира большая – не менее четырех комнат, и комнаты просторные. Мебели тоже очень много, и она из разных эпох и времен, словно тут собирали все и ничего никогда не выбрасывали.
Антикварная хрустальная люстра в гостиной, на лепном потолке, черный рояль с поцарапанной крышкой, пластиковый светильник из семидесятых в форме «дождя» в прихожей, угловой бархатный диван с обивкой из зеленого велюра – привет из восьмидесятых. При этом новые виниловые обои светлых цветов и отличный евроремонт. Темная картина над диваном – не пойми что нарисовано, но рама богатая, в тусклой позолоте.
Справа от прихожей – дверь в одну из жилых комнат. И там – белый стеллаж с книгами, клетчатый диван-раскладушка, а по новому паласу разбросано много-много фотографий из упавшего на пол альбома с кожаной обложкой. Словно кто-то сидел на этом диване и рассматривал снимки под уютной настольной лампой, а потом был поднят на ноги безумным воплем за окном, так что фотографии разлетелись веером.
– Вы тут вдвоем живете? – спросил лейтенант Лужков, наблюдая, как эксперт-криминалист обрабатывает Алисе раны.
– Я живу в своей квартире, это на пятом этаже. А это квартира нашей семьи, здесь живет моя тетя Александра Мироновна, – ответила Алиса, морщась.
Эксперт как раз протирал ей укусы спиртом, затем залил йодом. В дверь позвонили. Александра Мироновна – тетя Шура – засеменила в прихожую открывать. Это явился Виктор Ларионов, положил ключи от машины на зеркало, передал тетке сумку и накидку Алисы.
– Леночка звонила, она беспокоится, – сообщил он.
– Скажи ей – ничего страшного, пустяки.
– Как это ничего страшного? Сумасшедшая на людей бросается, пытается загрызть. – Ларионов развел руками.
– Ну, вы точно не хотите писать заявление? – еще раз осведомился лейтенант Лужков.
– Никаких заявлений. Если вы сами начнете бедную Лизу уголовно преследовать, я вообще скажу, что ничего не было, – резко ответила Алиса.
– Мол, вы сами себя укусили за руку?
– Вот именно.
– Ладно, тогда не станем вас больше беспокоить, всего хорошего. – Лейтенант нахмурил светлые брови и направился к двери.
Катя и Мещерский двинулись за ним. А что еще можно сделать в такой ситуации? Ничего.
В квартире с Алисой, кроме тетки и эксперта, взявшего на себя роль доктора, остались Виктор Ларионов и Александр Мельников.
Дверь квартиры клацнула, закрылась.
– Вы навестите Апостоловых? – Катя кивнула на нижний этаж.
– А какой смысл? – Лужков все еще хмурился. – Жалобы соседей на нападение нет. Женщина эта, Елизавета, явно психически больная. С ней беседовать надо при помощи психиатра, осторожно, и уж точно не тащить ее в ОВД. «Психиатричку» вызывать? Это я мог бы. Но, опять же, у меня нет жалобы потерпевшей.
– Вообще необычно, – подал голос Мещерский.
– Что необычно, Сережечка? – спросила Катя.
Они не стали вызывать лифт, а спускались пешком по широкой лестнице.
– Соседи в подобных случаях категоричны и редко проявляют милосердие, – ответил Мещерский. – И заявление пишут, и в психиатричку звонят, лишь бы сплавить сумасшедшую, что на людей бросается, в больницу. От себя подальше, как потенциальную опасность. А тут столько крови, укусы – и все отказываются вмешивать полицию и врачей в единодушном порыве благородства.
– Шума не хотят, свары. – Лейтенант Лужков открыл перед Катей дверь подъезда, нажав на внутреннюю кнопку домофона. – Они соседи, друг друга знают, не хотят собачиться. Интеллигентные люди. Только вот одно меня смущает…
– Что? – спросила Катя.
– Сутки еще не кончились, а у нас семь неустановленных покойников в старом склепе на фабрике и одна укушенная. Многовато для Безымянного.
– Да уж, и я как-то такого не ожидал, – согласился с ним Мещерский.
– Что-то тут не так во всем этом. – Лейтенант Лужков озирал темный, будто снова впавший в летаргию переулок.
Маленькая тень вынырнула из прохода между зданиями, перегороженного полицейской лентой.
Кошка шмыгнула под днище припаркованной машины.
Лейтенант Дмитрий Лужков сел в машину к патрульному, они проводили взглядом внедорожник «антрополога» – на нем уехала Катя вместе с Мещерским. Лейтенант Лужков уже не помнил ее фамилию – какая-то делопутка из областного Главка с хорошенькой мордашкой. Скатертью дорога.