– Кажется, это не вы его задавили. – Лужков смотрел в окно, как эксперт и врачи «Скорой» укладывают тело на носилки.
– Не я? – Эльвира встрепенулась.
– В любом случае вам надо успокоиться и взять себя в руки. Это вы в полицию позвонили?
– Я. Сразу. По сотовому.
– А из трамвая вы выходили?
– Да, я думала – чем помочь. А он там, этот мужчина, под колесами…
– Крови много было? – спросил Лужков. – Ее ведь дождь смыл?
– Крови не было совсем, – сказала Эльвира. – Если бы кровь была, я бы… Я вида крови не выношу, в обморок падаю, даже когда у меня анализы из вены берут.
– А что еще за купец такой?
– Это сказка… Ну, в смысле, байка, ужастик – у нас болтают в парке и в мастерских насчет этого места. Но все равно жуть, вы не представляете, какая это жуть! – Эльвира снова залилась слезами. – Я на тормоз, а трамвай… Как в этой песне чертовой – тянут, тянут мертвеца… И кости захрустели!
Несмотря на свой спонтанный отпуск, Катя проснулась в это утро рано – по привычке. Повертелась на подушках, подтянула одеяло до подбородка, глазея в потолок.
Люстру надо протирать. Все эти разноцветные висюльки из итальянского стекла. Пыль на финтифлюшках.
Она решала про себя, чем занять Сережку Мещерского сегодня, когда в деле о таинственной могиле наступила пауза. Потащить его в кино или погнать в театр? А чего там смотреть? Она решила прошерстить «Афишу» по Интернету и поглядеть на сайтах, на какие хорошие спектакли на сегодня есть билеты.
Вот так у нас – не он меня в театр, а я его! Катя грустно улыбалась, вспоминая, как Мещерский произносил: я вас любил, любовь еще, быть может…
В этот момент он чертовски походил на Джека Леммона, признающегося Ширли Маклейн: я вас обожаю!
А Сережечка все прежний… И вместе с тем он изменился.
Катя к половине девятого остановилась на походе вечером в театр, а потом в какой-нибудь бар. Мещерскому решила позвонить позже, когда выберет спектакль и закажет билеты.
Поставит его перед фактом, и он – рыцарь – смирится, не откажет.
После душа она зарядила кофеварку, сделала себе кофе и решила позвонить старшему группы экспертов по тому телефону, что он ей черкнул на визитке. Мол, когда ждать первых результатов исследования семи скелетов, поднятых из склепа? Хоть какие-то первичные данные, а надо узнать.
Она пила кофе и набирала на мобильном номер. Старший группы экспертов ответил – он что-то с аппетитом жевал. Видно, завтракал в этот час, как и Катя.
– А, это вы! – узнал он ее. – Останки в лаборатории. Образцы мы направили на анализ.
– А когда первые результаты? – поинтересовалась Катя деловито.
– Дня через два, но это лишь самое общее. Я пока все это отложил. Слышали новость? Там ведь еще один труп.
– Где? – не поняла Катя. – В подвале?
– Недалеко от фабричного цеха – в Андроньевском проезде. Ночью труп обнаружили.
– Труп кого? – Катя насторожилась. Сразу в памяти всплыла картина возле иномарки: на мостовой – две фигуры, и одна терзает другую, как дикий зверь.
– Мужчины. У меня там фамилия в сопроводительных документах записана. Вскрытие сегодня проведу.
– А что случилось?
– Вроде авария, так это происшествие ГИБДД обозначила. Но как криминалист, делавший осмотр на месте, мне успел по телефону сказать, там обстоятельства подозрительные. Короче, буду смотреть по результатам вскрытия тела.
– На какой час вы назначили вскрытие?
– А вот прямо сейчас, как доем. – Старший группы экспертов усмехнулся. – А что вы так разволновались, коллега? Значит, до скорой встречи, да?
Ироничный эксперт просек ее с лету, как до этого и начальник Пресс-центра. Катя уже металась по квартире как угорелая, собираясь, одеваясь, кидая в сумку многочисленные гаджеты. Она глянула на адрес на визитке эксперта – а, знакомое место, Москва вскрывает.
Про Мещерского и театр она в горячке тут же забыла, вспомнила, лишь когда ловила частника на родной Фрунзенской набережной. Ладно, пусть спит рыцарь. Потом свяжемся.
Что же там случилось ночью, в этом месте?
Удивительно, но точно такая же мысль – и сформулированная теми же самыми словами – не давала покоя и лейтенанту Лужкову. После бессонной ночи он позвонил домой Тахирсултану – не жди меня, с отцом сам управься, я на работе. Он приехал в Таганский ОВД, написал подробный рапорт о происшествии в Андроньевском проезде со сходом трамвая с рельсов и наездом на пешехода, перечислив «подозрительные обстоятельства» ДТП, на которые указал криминалист.
Рапорт пошел по инстанции дежурному следователю. Но крутилось пока что все медленно. И участковый Лужков, помня, как и Катя, о зловещем происшествии в Безымянном переулке накануне, с психически больной, кусающей людей, о чем он не поставил в известность начальство, решил самолично поприсутствовать на вскрытии. Надо подождать, что скажет патологоанатом. Может, это все же просто ДТП.
Но что-то подсказывало Лужкову – нет, не жди простого решения.
Катя входила в лабораторию криминалистического управления, спрашивала у дежурного номер прозекторской, где проводится вскрытие. А лейтенант Лужков в этот самый миг уже стоял у стеклянной перегородки, отделявшей прозекторский зал от коридора, и смотрел, как эксперт облачается в защитный биокомбинезон и надевает перчатки и маску.
Но перед его глазами плавала, как мираж, совершенно иная картина. Ночь. Тело Мельникова врачи и гаишники уже уложили на каталку, но «молния» черного пластикового мешка еще открыта.
Лужков вспомнил, как он топтался у каталки, чувствуя, что ноги его в кроссовках – по щиколотку в дождевой воде. Однако дождь в этот момент перестал лить и обернулся этакой мелкой моросью. И тучи над Андроньем разошлись.
Он глянул вверх и увидел в разрыве туч луну. Блеклый диск, словно измазанный негашеной известью, нехотя блестел. Лужков снова, в который раз, оглядел это место, которое стало волей судьбы его участком. И в который раз подивился уединенности и отрезанности этого места от остального мира, от города, от всего. Вверху, на холме – белесая стена монастыря со страшными черными воротами, растрепанные деревья, полуобморочная какая-то часовня. А тут, в низине – дождевая вода, скособоченный трамвай, заброшенный дом мифического купца, так напугавший водительницу трамвая. И если глянуть вбок – Безымянный переулок. Вроде точно такой же тихий, как и его соседи Гжельский и Хлебников. И одновременно другой. Свет – как в тоннеле – только в конце, там, где отреставрированные дома, превращенные в магазины и кафе. Офисное здание темно. И жилой кирпичный дом темен – все спят, что ли, там уже?
И еще громада старой фабрики «Театр-грим» – все это нагромождение промышленных руин тоже во тьме.