– Вы хотели пойти к Алисе и устроить скандал, сцену ревности?
– Не знаю, я была как в тумане. Я хотела сначала послушать.
– Подслушать у двери? – удивленно спросила Катя.
– Ну да… Я и раньше так делала. У Алисы теперь отдельная квартира. Саша порой у нее оставался.
– А вы маячили под их дверью?
– Я не маячила! Вам этого не понять, – глаза секретарши снова недобро блеснули. – Я просто не могла оттуда вот так уйти. Как побитая собака. И я стала слушать. И… они там ругались. Я почувствовала такое облечение в тот миг!
– Они ругались? Алиса и Мельников?
– Она орала на него как сумасшедшая.
– Вы слушали под дверью квартиры?
– Ну да. А она орала на него: «Не веди себя как последний идиот! Я думала, ты повзрослел, а ты все прежний – слюнтяй и тряпка!»
– И что же, по-вашему, вызвало эту ссору? Этот взрыв со стороны Алисы?
– Я не знаю… Наверное, деньги… Да, я так и подумала: они скандалят из-за денег.
На щеках Светланы Колгановой пятна слились в багровый воспаленный румянец.
– Финансовые проблемы вашей фирмы?
– Да, много проблем. Вот она и стала орать на него, как на пацана, как в школе и…
Секретарша умолкла и сглотнула слюну.
Пауза. Она не продолжала.
– И что было потом? – спросила Катя.
– Она орала на него. Они ссорились. Не трахались, а ссорились. И я… Я испытала облегчение. Повернулась и пошла оттуда прочь.
– Вы ушли?
– Да, я спустилась по лестнице и пошла домой.
– И который был час?
– Я пришла домой в половине одиннадцатого. У нас тут недалеко от Безымянного.
– Мы предполагаем, что Мельников в тот вечер мог направляться к вам.
– Вы мне больно сделать хотите?
– Нет, просто это одна из версий. Путь к вам лежит через Андроньевский проезд. И сейчас вы меня укрепили в этом предположении. Раз ваш шеф поскандалил с Алисой, он мог попытаться найти утешение у вас, раз у вас тоже были с ним близкие отношения.
– Вы хотите сказать, что если бы я не ушла оттуда, а подождала бы, то… То он бы остался жив? Вы это хотите сказать?
– Нет, не это, – вмешался в разговор участковый Лужков.
– Я и так реву целыми днями. Я любовь свою похоронила. Саша – любовь всей моей жизни!
И тут она заплакала навзрыд, громко, по-бабьи, как плачут на похоронах. Катя начала ее успокаивать. Но секретарша не унималась.
Странное, очень странное ощущение осталось у Кати после этого допроса.
И когда во дворе у машины они обменялись впечатлениями, оказалось, что у молчавших во время беседы Лужкова и Мещерского, наблюдавших секретаршу со стороны, ощущение точно такое же.
Смазанное, расплывчатое, странное…
– Она нам сказала лишь часть правды, – заметил Лужков. – Она врет.
– О том, что вот так просто отправилась в тот вечер домой? – спросила Катя.
– Нет. В общем, не знаю. Она могла дождаться Мельникова, пойти за ним. Ревнивая баба. Шарахнула его по голове, и эти травмы в паху – они тоже вписываются в версию женской ревности. Символичная кастрация любовника.
– Она как-то странно реагирует, – сказал Мещерский. – И я никак не могу понять, с чем связана эта ее реакция. Может, она нам и правду сказала, не соврала, но да, точно не всю. Я с Димой в этом вполне согласен. Подо всем этим – ревностью, ее словами – есть что-то еще. Что-то еще подо всем этим кроется! Что не связано с изменой Мельникова и обманутой любовью. Это, скорее, похоже на страх, очень далеко запрятанный страх.
– Страх? – переспросила Катя.
– Мне так показалось.
– Братан, считаете, это страх убийцы? – спросил Лужков. – Все одной ниточкой повязано – тот ее обморок и… Это она убила Мельникова?
– Я не знаю, я только ощутил это – как дуновение. Подо всеми этими ее словами кроется что-то еще. Что не связано с ее романом и ее ревностью.
Катя глянула на черное ночное небо в желтых потеках фонарей. Сережка вот так всегда – дуновение… Этим все сказано. Хотя интуиция у него развита.
Мне ведь тоже почудилось – что-то не так…
– Ладно, оставили дамочку в слезах, – подвел итог Лужков. – Сами в сомнениях. Теперь пора проявить твердость характера. И дожать ситуацию до конца. Мы возвращаемся в Безымянный. Допросим Алису Астахову. Она ведь тоже нам соврала. Сказала, что вообще в тот день с Мельниковым не встречалась. А теперь оказывается, они виделись, а через полчаса с небольшим Мельникова прикончили. И у них тоже была ссора, как и у Мельникова с Ларионовым. Я хочу услышать, что скажет сама Астахова.
– Да что она скажет. – Катя покачала головой. – У нас нет доказательств ни против кого из них.
– Пока, – заметил Мещерский. – Если мы поймем, что под всем этим кроется, то, может, и с доказательствами повезет.
Катя подумала: мы двигаемся как челноки, туда-сюда. Из Безымянного на Волочаевскую к секретарше, а теперь обратно в Безымянный. На машине – две минуты. Опять подъезд кирпичного дома, лифт. И участковый Лужков настойчиво звонит в квартиру Алисы Астаховой – ту самую, с белой дверью.
Нет ответа.
Никого нет дома.
Катя разглядывала белую дверь и пыталась представить, как Светлана Колганова в тот вечер ошивалась здесь и слушала, слушала… Дверь красивая, но вроде стандартная. Она, наверное, ухо к ней прикладывала. Сцена та еще. Особенно если представить, что после всего этого она подкараулила Мельникова на улице, а может, дождалась и пошла с ним, и они тоже начали ругаться, и в порыве ревности она ударила его по голове. Чем только? Камень нашла по дороге? А потом, когда он упал, начала наносить ему удары в пах. Символическая кастрация изменившего любовника…
Все же странно она вела себя на допросе. И эта странность проскальзывала не тогда, когда ей задавали вопросы про Мельникова… А когда? На что она реагировала?
– Алисы тут нет. Пошли к ее тетке, может, она у нее. – Лужков направился к лестнице.
Мещерский глянул на часы. Поздновато для допросов свидетелей.
Они спустились и начали звонить в дверь Александры Астаховой. Сюда они тоже заходили в тот вечер, когда на Алису напала бедная Лиза.
– Кто там?
– Участковый Дмитрий Лужков. Откройте, пожалуйста. Есть разговор.
Дверь приоткрыли на цепочку, изучили в щелку. Потом дверь распахнулась.
Катя увидела тетку Алисы Александру. В вельветовых брюках цвета горчицы и в таком же шерстяном свитере, седые волосы не накручены, а зачесаны со лба назад. На пальцах – старинные кольца с крупными камнями.