– Вы знали? – сказал он. – И это просто валялось на дороге? Я думал, вы ничего не смыслите в булавках!
– Ну, не совсем. Так, баловался мальчишкой, – сказал Мокриц и горько махнул рукой, как бы сознаваясь в собственной глупости, потому что не сделал из школьной забавы увлечения длиной в жизнь. – По мелочи… пара старых медных «Империалов», случайная диковинка, вроде неразломанной пары или двухконечной булавки, дешевый пробный пакетик булавок ассорти…
Хвала богам, подумал он, за искусство скорочтения.
– Там никогда не попадается ничего путного, – ответил Стэнли и вновь заговорил тоном ученого: – Хотя большинство булавочников действительно начинают с привлекательных сувенирных булавок, за которыми следует содержимое бабушкиных булавочных подушечек – ха-ха, – секрет поистине достойной коллекции кроется вовсе не в том, чтобы оставить большую сумму денег на прилавке ближайшего булавочного склада, вовсе нет. При большом бюджете любой дилетант может стать «булавочным королем», но для настоящего булавочника самое большое удовольствие доставляет процесс поиска: булавочные ярмарки, домашние распродажи и, быть может, даже случайный отблеск в канаве, который на поверку окажется «Дубльшвом» в прекрасном состоянии или целехоньким двухконечником. Как совершенно верно сказано: «Мальчик шел-шел, булавочку нашел, и теперь у него есть булавка».
Мокриц чуть не зааплодировал. Стэнли слово в слово процитировал введение к монографии Джея Волосатика Олсбери. А самое главное, в лице Стэнли Мокриц только что приобрел верного друга. Вернее будет сказать, – поправила его темная сторона, – Стэнли считал себя его другом.
Юноша, в котором булавочная радость возобладала над паникой, поднес новоприобретенное сокровище к свету.
– Красота! – прошептал он, и все кошмары вылетели у него из головы. – Блестит, как новенькая! У меня для нее найдется особое местечко в моем альбоме для булавок, сэр!
– Даже не сомневаюсь.
Его голову размазало по стене…
Где-то здесь была закрытая дверь, а у Мокрица не было от нее ключа. Четверо его предшественников преставились в этом самом здании. И бежать было некуда. Должность главного почтмейстера присуждалась пожизненно – со всеми вытекающими. Вот почему Витинари упек его сюда. Ему нужен был человек, который не сможет отказаться и которым в то же время легко пожертвовать. Ничего страшного, если Мокриц фон Липвиг погибнет. Он уже мертв.
А еще он пытался не думать о господине Помпе.
Сколько еще големов зарабатывали себе свободу служением обществу? Был ли господин Пила, выбравшийся из ямы с опилками, где провел последние сто лет? Господин Лопата? Или господин Топор?
А когда этот бедняга обнаружил ключ к закрытой двери или нашел подходящую отмычку и вот-вот собирался отпереть замок, не стоял ли за ним некто по имени, предположим, господин Кувалда – о да, точно, – который и занес свой кулак для неожиданного сокрушительного удара?
С ним никого не было? Но големы и не были «кем-то», они были… инструментами. Вполне подходит под определение производственной травмы.
Его голову размазало по стене…
Я докопаюсь до правды. Другого выбора нет, иначе меня ждет та же участь. Все хотят меня обмануть. Но здесь я чемпион по развешиванию лапши.
– А? – переспросил он, сообразив, что что-то упустил.
– Говорю, можно я схожу и пополню свою коллекцию, почтмейстер? – спросил Стэнли.
– Что? А. Да. Конечно. Да. И отполируй ее там хорошенько.
Юноша вприпрыжку – в самую настоящую припрыжку – бросился на свою половину, и Мокриц поймал на себе недобрый взгляд Гроша.
– Вы молодец, господин фон Липвиг, – сказал он. – Молодец.
– Благодарю, господин Грош.
– Прекрасное у вас зрение, – не унимался старик.
– На нее просто солнце попало…
– Да нет, я к тому, что увидеть булыжники на Рыночной улице – это надо умудриться, она же вся кирпичом вымощена.
Мокриц ответил на его непроницаемый взгляд еще более непроницаемым.
– Кирпичи, булыжники – не все ли равно?
– И то верно. Какая разница? – согласился Грош.
– А теперь, – сказал Мокриц, испытывая сильную потребность выйти на воздух, – мне нужно кое-что сделать. Я бы хотел, чтобы ты пошел со мной, господин Грош. У вас здесь найдется лом? Принеси его, пожалуйста. И ты мне тоже понадобишься, господин Помпа.
Вервольфы и големы, подумал он, големы и вервольфы. Деваться некуда. Почему бы не отнестись к этому серьезно.
Я покажу им знак.
– Есть у меня одна привычка, – говорил Мокриц, пока они петляли по городским улицам. – Связана она со знаками.
– Со знаками, сэр? – спросил Грош, стараясь держаться поближе к стенам.
– Именно, младший почтальон Грош, со знаками, – подтвердил Мокриц, обратив внимание на то, как коробит старика слово «младший». – Особенно когда на этих знаках не хватает букв. Вижу такой знак – и сразу читаю, что складывается из выпавших букв.
– И как же вы это делаете, сэр, когда букв-то нету? – спросил Грош.
А, так вот почему ты до сих пор просиживаешь штаны в этих обшарпанных стенах, день-деньской заваривая чаи из камешков да корешков, подумал Мокриц. А вслух сказал:
– Это талант. И я, конечно, могу ошибаться, но… ага, здесь налево…
Они вышли на шумную улицу и встали прямо напротив здания. Все как Мокриц и рассчитывал.
– Вуаля, – провозгласил он, а затем вспомнил, к кому обращается, и добавил: – В смысле, полюбуйся.
– Это парикмахерская, – неуверенно сказал Грош. – Дамская.
– А ты тертый калач, Толливер, все-то подмечаешь, – сказал Мокриц. – А на окне большими сине-зелеными буквами написано какое название…?
– «ХdЮГО», – ответил Грош. – И что из этого?
– Именно, «ХЬЮГО», – сказал Мокриц. – Только мягкий знак смотрит в другую сторону, потому что… не стесняйся, рассуждай вместе со мной…
– Э… – Грош в отчаянье вылупился на буквы, умоляя их открыть ему свой смысл.
– Почти угадал, – сказал Мокриц. – Мягкий знак развернут в другую сторону, потому что во вдохновенном лозунге, украшающем наш несравненный Почтамт, нет и никогда не было мягкого знака, зато была буква «Р», господин Грош, – он подождал, пока до него дойдет. – Эти огромные железные буквы были украдены с нашего фасада. С лицевой части здания, я имею в виду. Это из-за них у нас там «мак ночи», господин Грош.
Потребовалось время, чтобы озарение наконец снизошло на Гроша, но когда это свершилось, Мокриц оказался готов.
– Нет-нет-нет, – сказал он, вцепившись рванувшемуся было с места старику в засаленный воротничок, чем чуть не сшиб Гроша с ног. – Мы решим эту проблему другим путем.