Внезапно до меня дошел смысл его бесцеремонного комментария насчет того, что от Дафны в качестве моей спутницы жизни не было бы никакого толку. Ему плевать, что я сблизился с ней, поскольку она очаровательная и с ней весело. Все, что его интересовало, – это то, что она представляла Францию. Он вообще не видел в ней человека. А поскольку отец уже и так получил практически все, что ему было нужно от этой страны, Дафна его не интересовала. Я не сомневался в том, что если бы он мог извлечь из моего брака с ней какую-то выгоду, то первым бы плюнул на все свои драгоценные традиции.
– Ну, не кисни, – вздохнул он. – Я думал, ты обрадуешься. Неужели тебе даже не хочется на них взглянуть?
Я одернул пиджак:
– Ты сам сказал, что грезить тут не о чем. Я увижу их тогда же, когда и все остальные. А теперь, с твоего позволения, мне нужно закончить читать поправки к законопроекту, которые ты внес.
Вышел я, не дожидаясь его разрешения, поскольку был уверен, что привел достаточно веский довод, чтобы он позволил мне удалиться.
Я чувствовал себя загнанным в угол. Мне предлагалось найти среди десятков отобранных им лично девушек ту, которая мне понравится. И каким образом я должен это сделать?
Нужно успокоиться. Ведь он, в конце концов, выбрал маму, а она чудесный, замечательный, умный человек. Но похоже, отец, в отличие от меня, свой выбор сделал без постороннего вмешательства. К тому же теперь все было совершенно по-другому, как он сам утверждал.
Слова Дафны, отцовское давление и мои собственные растущие страхи превратили предстоящий Отбор в бесконечный кошмар.
Когда до встречи с будущим оставалось всего пять минут, я понял, что меня сейчас вырвет.
Предупредительная гримерша промокнула пот у меня на лбу.
– Сир, вам нехорошо? – забеспокоилась она.
– Я просто переживаю, что, несмотря на такую богатую палитру помад, все они не моего оттенка.
Так иногда говорила мама. «Это не мой оттенок». Понятия не имею, что это значило.
Девушка хихикнула, и мама с ее гримершей тоже.
– По-моему, меня уже можно выпускать. – Я разглядывал свое отражение в одном из больших зеркал, установленных в закутке студии. – Спасибо.
– И меня тоже, – сказала мама, и обе девушки поспешили прочь.
Я крутил в пальцах какой-то пузырек, пытаясь не думать об убегающих секундах.
– Максон, милый, может, тебе в самом деле нехорошо? – заволновалась мама, глядя не на меня, а на мое отражение.
Я обернулся к ней:
– Не знаю… Просто…
– Послушай, все волнуются, но по большому счету это всего лишь объявление имен и ничего более.
Я сделал медленный вдох и кивнул. Можно было относиться к происходящему и так. Объявление имен. И все. Просто список имен и ничего более.
Я снова глубоко вдохнул.
Какое счастье, что не ел с утра.
Я развернулся и двинулся к своему месту на сцене. Отец уже ждал.
– Возьми себя в руки, – покачал он головой. – Ты ужасно выглядишь.
– Как ты пережил все это? – спросил я.
– Я вел себя решительно, как подобает принцу. И ты тоже будешь вести себя так же. Или нужно напомнить, что приз в этом состязании – ты? – На его лице отразилась досада, как будто он ожидал, что это давным-давно должно было до меня дойти. – Это они состязаются за тебя, а не ты за них. Твоя жизнь никак не изменится, за исключением того обстоятельства, что некоторое время тебе придется иметь дело с кучкой ошалевших от собственного счастья девиц.
– А вдруг ни одна из них мне не понравится?
– Тогда выберешь наименее противную. Желательно ту, которая может быть чем-то нам полезна. Впрочем, на этот счет не волнуйся, я тебе помогу.
Если он собирался этими словами подбодрить меня, то у него ничего не вышло.
– Десять секунд, – объявил кто-то, и мама, которая как раз подошла к своему креслу, ободряюще подмигнула.
– Не забывай улыбаться, – напомнил отец и с уверенным видом повернулся в сторону камер.
Внезапно заиграл гимн, и все тут же заговорили. Я понимал, что должен следить за происходящим, но все мои силы уходили на то, чтобы сохранять спокойное и веселое выражение лица.
Из этого состояния меня вывел знакомый голос Гаврила.
– Добрый вечер, ваше величество, – произнес он, и сердце ушло в пятки, но я вовремя сообразил, что он обращается к отцу.
– Гаврил, всегда рад тебя видеть.
– Не терпится услышать объявление?
– О да. Я вчера присутствовал при выборе некоторых кандидатур. Все девушки очень милые.
Все это было произнесено так естественно, так гладко.
– Значит, вам уже известны имена финалисток?! – воскликнул Гаврил.
– Всего несколько.
И вновь меня поразила та легкость, с которой с его губ сорвалась эта ложь.
– А с вами его величество этой информацией, случайно, не поделился?
На сей раз Гаврил обращался уже ко мне. Булавка у него на лацкане сверкала в свете софитов.
Повернулся отец, взглядом напоминая о необходимости улыбаться. Я послушно растянул губы в улыбке и ответил:
– Нет. Я увижу финалисток вместе со всеми остальными.
Ох. Надо было сказать «девушек», а не «финалисток». Речь все-таки о наших гостьях, а не о выставочных животных. Я украдкой обтер вспотевшие ладони о брюки.
– Ваше величество, – подошел Гаврил к королеве, – что вы можете посоветовать нашим финалисткам?
Я покосился на маму. Сколько времени ушло у нее на то, чтобы научиться держаться с таким безукоризненным достоинством? Или это у нее врожденное? Она застенчиво склонила голову набок, и даже видавший виды Гаврил растаял.
– Наслаждайтесь своим последним днем в роли обычной девушки. Завтра, каков бы ни был исход состязания, ваша жизнь изменится. И еще один совет, старый, но тем не менее действенный: будьте сами собой.
– Мудрые слова, моя королева. – Он повел рукой и обернулся к камерам. – И на этом позвольте приступить к оглашению имен тридцати пяти молодых девушек, которым предстоит участвовать в Отборе. Дамы и господа, присоединяйтесь ко мне в чествовании дочерей Иллеа!
Я вскинул глаза на мониторы, где появился государственный герб, а в маленьком квадратике в уголке по-прежнему показывали мое лицо. Они что, будут наблюдать за мной все время?!
Мама осторожно, чтобы не попасть в камеру, накрыла мою руку своей. Я сделал несколько вдохов и выдохов.
Это всего лишь перечень имен. Подумаешь, велика важность. Они же не объявляют одну-единственную.
– Мисс Элейн Стоулз из Ханспорта, Тройка, – провозгласил Гаврил, глядя в карточку. Я попытался изобразить на лице воодушевление. – Мисс Тьюзди Кипер из Уэверли, Четверка, – продолжал он.