Даже аналогии с Наполеоном, что тешили придушенное самолюбие, больше не возникали. Да и не шибко приятно сравнивать себя с диким корсиканцем времен его знакомства с бельгийской деревушкой Ватерлоо.

Контрастируя с генеральским настроением, охамевший бодигард сиял, как начищенный самовар.

— Прошу прощения, товарищ генерал, — голос охранника был сверх меры жизнерадостным, будто он собственноручно обеспечил наличие необходимой, как воздух, связи. — Седого поймали.

— Что? — задохнулся генерал. — Где он?

— Внизу.

— Ко мне его, живо! — распорядился Хворостин, и бодигард молча кинулся обратно к двери.

Хлопнула створка. Генерал присел на край лабораторного стола. Первое желание было убить седого паразита сразу, как тот переступит порог. Вторая мысль оказалась коварнее, и смерть Мунлайта обросла подробностями кровавой расчленёнки. Третья мысль вышла разумнее, и смерть сталкера отложилась на неопределенный срок.

Убивать его теперь было нельзя. Вернувшийся консультант, похоже, единственная его надежда. Но зачем он вернулся? Почему Мунлайт ушел, предположить было можно, но вернуться при таком раскладе он не мог. Выходит, расклад другой.

В чем? Причины ухода другие? Или седой что-то задумал? Что?

Все это просвистело в голове, как выпущенные очередью пули. Об этом надо было подумать, но времени на подумать не было.

Дверь распахнулась, и к нему впихнули седого и его бородатого приятеля. Ага, оба здесь. Хворостин укорил себя за то, что на радостях снова поторопился. Стоило бы сперва обмозговать ситуацию, а потом тянуть экс-консультантов на ковер.

Седой стоял перед ним с отстраненным видом. На два автомата, направленные на него и его приятеля, Мун, кажется, внимания не обращал вовсе. Бородатый же, напротив, был мрачен и напряжен.

Хворостин печенкой почуял, что его затягивают в какую-то непонятную игру. Но это было лишь ощущение, смутное и неясное.

— Обыскали? — спросил он в воздух.

Двое бойцов, что держала на мушке сталкеров, переглянулись, словно пытаясь понять, к кому из них обращается генерал.

— Так точно, товарищ генерал, — подал голос от стены телохранитель. — Чистые.

Хворостин поглядел на автоматчиков.

— Свободны.

И не глядя, как те выходят, повернулся к седому.

— Ну что, добегался, сучёнок? — поинтересовался плотоядно. — Поймали?

— Не поймали, — ухмыльнулся Мунлайт. — Сам пришел.

Хворостин стрельнул взглядом на телохранителя, тот незаметно кивнул, подтверждая сказанное.

— Говори, с чем пришел, — потребовал генерал.

— С миром, — отозвался седой.

Врёт или не врёт? Генерал кивнул, подбадривая, и Мунлайт пустился в объяснения. Хворостин слушал его вполуха. Не вникал в подробности, ловя основной смысл и пытаясь прочувствовать голос.

Седой говорил ровно, без эмоций. А по словам выходило, что бородатый приятель его подставил и сбежал, убив по дороге старлея. А сам Мунлайт, весь такой белый и пушистый, поймал перебежчика и привел обратно.

Врёт, решил Хворостин. Но зачем? И зачем он пришел? И зачем привел с собой обратно бородатого? И зачем врёт так нелепо? Или эта нелепость — правда?

Очень часто то, что выглядит самым невероятным враньём, оказывается самой натуральной правдой.

Не в этом случае, напомнил о себе внутренний голос.

Седой замолчал. Генерал с запозданием понял, что история закончена.

— Значит, — задумчиво произнес Хворостин, — ты думал, он тебе друг, а он портянкой оказался? А зачем же ты его притащил ко мне?

Хворостин пристально поглядел на Мунлайта. Тот оставался все так же невозмутим.

— Он меня подставил, — произнес седой, выдержав взгляд, — я его сдал.

«Вот ты и попался, голубь сизокрылый», — возникла мысль.

— На мой суд?

— Вроде того, — ухмыльнулся седой, — только Соломоном себя не возомни.

Хворостин не ответил, хотя желание если не убить говнюка, то сильно покалечить возникло с новой силой. Но он сдержался.

Недобро усмехнувшись, генерал подошел к столу, дернул ящик устроившейся под ним тумбочки. Пистолет приятно утяжелил руку.

Хворостин снова посмотрел на Муна, дослал патрон в ствол и выдернул обойму.

— Хорошо, — с угрозой проговорил он. — Будет тебе мой суд.

Обойма брякнулась на стол. Генерал медленно, словно смакуя каждый шаг, приблизился к Мунлайту и протянул ему пистолет. Седой посмотрел косо.

— Возьми ствол и пристрели его, — подбодрил генерал. Седой с сомнением смотрел на протянутый пистолет.

— Или ты убьёшь того, кто тебя подставил, — довольный собой произнес Хворостин, — или он убьёт тебя.

Генерал кивнул Муну за спину. Седой обернулся. Растерявшие всю веселость глаза стрельнули на охранника, на автомат в его руках.

Мунлайт посмотрел на генерала и молча взял пистолет.

8

Как всё смешно получается. Этот этап их плана был построен исключительно на импровизации. Это нельзя было спланировать поэтапно. И к чему эта импровизация привела.

Мунлайт принял пистолет, взвесил на ладони. Без обоймы ствол казался непривычно легким, и центр тяжести у него смещался. Один патрон. Один выстрел.

Когда он говорил про сигнал в виде выстрела в генеральскую голову, он не был серьёзен. Но у жизни шутки оказались оригинальнее. И что теперь?

Да нет, генерал его не убьёт. Он ведь нужен генералу. У того ведь, судя по тому, что они увидели, пока их тащили по территории, никакого подкрепления нет. Выходит, помощи старому хрену ждать неоткуда. И деваться ему отсюда некуда. Проводника в такой ситуации убивать глупо.

Угу, не умно. Вот только отчего-то между лопаток свербело в том месте, куда смотрел автомат телохранителя.

А патрон один. И чего с ним делать? Ну ничего, старый хрен, мы с тобой еще посчитаемся.

Мысли скакали в голове, как шальные белки. Яркими зигзагами.

— Ну, — поторопил старый хрен. А рожа довольная.

Нет, все-таки не будут в него стрелять. Или будут? А вдруг будут?

Мунлайт посмотрел на Снейка. Медленно поднял руку с пистолетом.

— Извини, Змей Горыныч, — ухмыльнулся, словно прощаясь. — Так получилось.

Рука дернулась вверх. Грохнул выстрел. Эхом пролетел по Агропрому. Приглушенный вырвался наружу. Тихо, но отчетливо разнесся по ближайшим окрестностям.

Пуля ушла в потолок, скользнула в сторону рикошетом. Генерал разочарованно посмотрел на седого, перевел взгляд на его бородатого приятеля. Мун понял, что стрелять всё-таки не будут, и с облегчением выдохнул.