Харьковские ведь током пытают, так Захар рассказывал! — вспомнил он и едва не упал, так плохо ему стало от этой мысли. Даже в глазах потемнело на мгновение. Вон и ветряк у них, стало быть, электричество есть! Картина того, как голый дрожащий Дерюжка сидит посреди большого гулкого помещения, примотанный к железному стулу, с ногами в тазу, полном воды, а вокруг стоят зловещие харьковские душегубы и подносят к его беззащитному телу оголенные концы провода, который идет от жужжащего где-то в полутьме генератора, — картина эта столь явственно возникла перед его внутренним взором, что он вдруг завизжал и со всей силой отчаяния засандалил Сугубу носком ботинка между ног.
А после прыгнул назад, повалившись спиной в трещину, развернулся и ужом пополз прочь от колонны карателей.
* * *
Макота, услышав выстрелы, вскинул голову. Он сидел на краю кабины с трубкой в зубах и, когда из-за накрытой паром долины донеслась автоматная очередь, поперхнулся дымом. Захар со Стопором вскочили с брезента, дикари разом повернулись в сторону Корабля.
Атаман прокашлялся, постучал себя по груди, выбил трубку и встал. А ведь это не там стреляют, понял он, не на Корабле, то бишь — ближе где-то.
— Вышиба! — гаркнул он.
Здоровяк с неподобающей вождю поспешностью подскочил к самоходу и встал под кабиной, подняв к атаману смуглое лицо.
— Пошли туда одного… нет, двоих, — велел Макота. — Но чтобы осторожно, ясно? Самых ловких, тихих. Пусть разведают, кто это там стреляет, и сразу назад.
Он присел на корточки, заглядывая в сосредоточенное лицо вождя.
— Слышь, ты понял-то, че я хочу?
— Понял, да! — Дикарь побежал обратно.
Пока он подзывал двух кочевников и втолковывал им задачу, тыча пальцем в сторону долины, Макота повернулся к своим людям и сказал:
— Захар, может так статься, что нам скоро ехать надо будет. Мы закончили почти, — кивнул механик. — Надо только маслопровод еще…
— Слышь, ты давай мне безо всяких «почти»! — прикрикнул атаман. — Быстро все назад вкручивай и чтоб до того, как разведчики ихние вернутся, «Панч» уже ехать мог!
Захар хмуро отвернулся. Макота потрогал магазин автомата, висящего на плече, сунул руку под куртку и на всякий случай перевел кругляш на доспехе в среднее положение.
Выстрелы со стороны Корабля стали реже, но не смолкали. Два разведчика, вооруженные костяными ножами, уже спешили к долине с гейзерами. Вышиба отдавал приказы — дикари поднимались и отвязывали манисов от кустов.
* * *
Дерюжка полз, как не ползал никогда в жизни. Пули взвизгивали над головой, локти пробивали иловую корку, он извивался и сопел. Сквозь стоны и ругань Сугубы донесся топот ног. Вытащив пистолет, бандит отвел назад руку, на ходу трижды выстрелил… И попал! Он и сам не ожидал, хотел лишь припугнуть харьковских, чтобы остановились, — но после третьего выстрела раздался вскрик и звук падения. Наверное, там бежал только один… То есть сейчас и остальные побегут, но этого, первого Меткий Дерюга уложил мордой в ил!
Сзади взревела мотоциклетка. Глухо, низко зарокотал бронеход.
Но Быстрый Дерюга к тому времени достиг склона, за которым начиналась долина гейзеров. Земля под ногами пошла с уклоном, белые клубы окутали его.
Нет, нельзя. Он же ничего не сделал вообще! Ему в Корабль нужно проникнуть, выведать, что к чему, может, даже хлопцев вывести оттуда. А сейчас если вернется он, так что скажет? Прости, хозяин Макота, я тут харьковским на глаза попался, не успев даже к озеру выйти, они тревогу подняли и теперь ездят там по берегу… Так, что ли?
Звук мотора стал громче, и в теплом белом тумане возник приземистый силуэт. Дерюжка, что было сил, сиганул в сторону, упал. Мотоциклетка пролетела мимо, ударилась о склон передними колесами, потом задними — и понеслась дальше, в долину.
Не дожидаясь, когда появится вторая, он рванул в сторону по краю обширной впадины, на дне которой били гейзеры.
Пар поредел, Дерюжка опустился на четвереньки и выставил из него голову, как из рыхлой ватной стены.
Вторая мотоциклетка, башня и один бронеход стояли на месте, а другой ехал вокруг долины — но не в ту сторону, куда побежал бандит, а в противоположную.
Он вскочил и бросился к озеру, надеясь, что никто из харьковских не глядит сейчас в его сторону. Надежда была, в общем-то, глупой, но Удачливому Дерюге свезло: пока он пересекал открытое пространство между облаком пара и берегом, в него никто не выстрелил, и крики со стороны колонны не донеслись — значит, не заметили.
С разбегу он обрушился в озеро, понадеявшись, что шум двигателей помешает цеховым солдатам услышать плеск воды. И опять подфартило ему — они не услышали. Дерюжка сразу нырнул и выставил голову над поверхностью, лишь миновав два мостка. Оглянулся — теперь сберега его точно не увидеть. Фыркая, он поплыл дальше.
И вспомнил про катранов. Вспомнил, что происходило в озере, когда бандитский караван с разгону влетел на мостки, спасаясь от погони кочевых, вспомнил тело с откушенной головой и черный плавник, рассекающий воду.
Внутри опять все сжалось. Он закрутил головой. Нет, пока никаких плавников вокруг не видать, но это ведь ничего не значит, они в любой миг могут появиться. А еще как-то очень тихо тут, безлюдно. Почему рядом с домиками на сваях никого не видно? Двери закрыты, ставни на окнах тоже… Местные от харьковских, что ли, попрятались?
Убедившись, что караван остался далеко позади, бандит схватился за одну из свай, на которых стояли мостки, быстро по ней залез и выставил голову над дощатым настилом.
С перепугу он проплыл больше, чем думал, — берег остался далеко позади, а вот две аппарели, ведущие к дыре в борту Корабля, были рядом. Боевая башня, мотоциклетка и один бронеход стояли на прежнем месте, вторая машина медленно катила прочь вокруг долины гейзеров.
Дерюжка выбрался наверх, присев на корточки, стащил куртку, отжал и накинул на плечи. Выпрямившись, проверил пистолет. Пока не высохнет, толку от него не будет… А ведь обреза-то нет! — сообразил он. Потерял, растяпа, пока ползал или плавал — плохо закрепил на ремне, вот оружие и выпало. Макота за такое не похвалит, он бережливый, чтобы не сказать — жадный. Значит, теперь у Дерюжки еще один повод есть самостоятельно дело до конца довести.
— Эй, ты! — донеслось сверху, и бандит поднял голову.
Вход в Корабль перекрывала железная плита на колесной паре, которую при необходимости можно было откатить вбок. Плита не достигала верхнего края дыры, там оставался просвет, из которого на непрошеного гостя глядели три лица.
Дерюжка стал тем, кем стал, не благодаря выдающемуся уму, решительности, смекалке или хитрости. Главным его достоинством было понимание того, как себя вести, как держаться в любой ситуации, что и с какими интонациями говорить, когда и кому дерзить или грубить, а перед кем прогибаться. Это интуитивное, неосознанное умение еще никогда не подводило его.