– Какое очаровательное платье у Грейс, – заметила она, шурша своей шелковой черно-зеленой туникой.
– Она была бы рада это слышать, – улыбнулась леди Норбери. – Мне оно тоже нравится, хотя, пожалуй, темновато для ее возраста да и не последней моды. Грейс же, напротив, полагает, что уже выросла из светлых тонов. – Леди Норбери снова улыбнулась. – Разумеется, все получилось так, как она хотела.
– Да, – задумчиво согласилась леди Грэнтэм. – Грейс – сильная и очень своеобразная личность. – Она на несколько секунд замолчала, а затем продолжила: – Быть может, сейчас не самый подходящий момент для таких разговоров, но… если Леонард попросит ее руки, сможет ли он рассчитывать на ваше согласие?
Констанс погладила пальцем ножку бокала.
– А Леонард уже говорил с вами об этом?
Губы леди Грэнтэм тронула радостная, несколько мечтательная улыбка.
– Леонард давно уже потерял голову от Грейс. Еще мальчиком он часто повторял, что когда-нибудь женится на ней. Одно время я считала это не более чем детской фантазией и почти не сомневалась, что рано или поздно он полюбит другую. – Леди Грэнтэм перевела дыхание. – Я хорошо помню те несколько месяцев, которые он провел за границей. Тогда Грейс со дня на день ждали из колледжа. С каждым письмом Леонарда я все больше убеждалась, что он нашел свою будущую жену. Впрочем, – пожала плечами леди Грэнтэм, – я всегда мечтала видеть своей невесткой только Грейс. – Она показала сложенным веером в сторону танцующих пар: – Эти двое просто созданы друг для друга.
Констанс посмотрела на дочь, которая, смеясь, в обнимку с Леонардом скользила по паркету. Они и в самом деле казались сотканными из одного и того же солнечного вещества летних полей графства Суррей. Как будто земля, в которой так глубоко были укоренены оба, и стала причиной сродства их душ.
– Он для нее звезду с неба достанет, насколько я знаю своего сына, – закончила леди Грэнтэм.
Еще отец учил Констанс ставить характер выше происхождения, общественного положения и материального достатка. Этого принципа она придерживалась до сих пор. Но было бы наивностью, если не лицемерием, не принимать в расчет того, что Леонард Хейнсфорд считался одной из лучших партий графства. По площади Гивонс Гров превышал Шамлей Грин более чем в три раза, кроме того, в случае согласия, Грейс не только стала бы леди Хоторн, но и со временем, после наследования Леонардом титула своего отца, графиней Грэнтэм и хозяйкой Хоторн Хауса в Линкольншире. А какая мать, какой отец не пожелали бы своей дочери такой блестящей и беззаботной судьбы?
Тем не менее перспектива в ближайшем будущем расстаться с Грейс омрачила настроение Констанс Норбери. Ей вспомнилась та летняя ночь, самая короткая в году, когда она, будучи еще моложе, чем Грейс сейчас, произвела ее на свет. Будто это произошло в Шамлей Грин вчера. От девочки с самого первого ее вздоха так и веяло здоровьем и жизненной силой. Но если Констанс и суждено когда-нибудь доверить дочь мужчине – а рано или поздно этого не миновать, – то лучшей кандидатуры, чем Леонард, не найти. Леди Норбери знала его почти так же хорошо и так же долго, как собственных детей, и у нее не было оснований сомневаться в том, что он может составить счастье ее дочери.
– Грейс уже взрослая и не нуждается в наших советах, – заметила Констанс Норбери. – Разумеется, я не могу отвечать за сэра Уильяма, но не думаю, что он станет возражать. Лично я не могу представить для Грейс лучшего мужа. Однако последнее слово в любом случае остается за ней.
Обе матери, видя, как их дети доверительно склоняют друг к другу головы, как согласно движутся они в такт танцу, не могли представить себе, что последним словом Грейс может быть «нет».
– Уделишь мне минутку? – спросил Леонард. – Я хочу тебе кое-что показать.
– Только забери меня сразу после этого танца, – кивнула Грейс, бросив взгляд на Генри Олдерси из соседнего поместья Хедли, которому уже пообещала польку.
– Можешь на меня рассчитывать, – подмигнул Леонард.
Он многозначительно кивнул и поплелся к краю зала дожидаться конца танца.
Стивен присел на ступени каменной лестницы в задней части дома, укрывшись в тени огромных мраморных грифонов. Из зала через прямоугольник окна сюда проникали лишь робкий луч цвета яичного желтка да отдаленное эхо музыки. Перед Стивеном расстилался знаменитый парк усадьбы Гивонс Гров с лабиринтом аккуратных самшитовых шаров и розовых кустарников, цветочными клумбами замысловатых геометрических форм и зарослями экзотических растений. Добрых сто пятьдесят на пятьдесят ярдов, окруженные каменной стеной, за которой начинался непроходимый лес. В эту ночь он освещался бесчисленным множеством японских фонариков, укрепленных на решетках для вьющихся роз, и до Стивена доносились приглушенные голоса гостей, коротающих время праздника в прогулке, хруст гравия под их ногами и девичий смех.
Сзади послышались шаги. Кто-то спускался по лестнице. Стивен уже собирался погасить сигарету, как вдруг услышал голос Джереми:
– Ну, как?
– Это ты, – облегченно выдохнул Стивен.
Джереми присел рядом с ним с бокалом в руке.
– Я подумал, это мой старик. Отца удар хватит, если он увидит меня с сигаретой.
– Тебя здесь нелегко заметить, – сказал Джереми.
– В том-то и состоит прелесть этого места, – сказал Стивен, делая многозначительный жест рукой.
Из-под сложенного у его ног фрака мелькнуло горлышко бутылки.
Стивен погасил окурок о гравий, поставил бокал на ступеньку и протянул приятелю серебряный портсигар.
– Хочешь?
Затем достал зажигалку и закурил следующую сигарету.
Некоторое время парни молчали, шумно затягиваясь и выпуская дым.
– Где ты оставил свою леди?
Последний раз Джереми видел Стивена в зале, когда тот, уступив настойчивости Бекки, пригласил ее на танец.
– Понятия не имею, – вздохнул Норбери. – Она меня не волнует.
– Я что-то пропустил? – удивился Джереми. – До сих пор вы как будто ладили.
– Нет. То есть да! Конечно, Бекки мне нравится, это так. Но она часто бывает такой… такой… – Стивен подыскивал подходящее слово, кончиком сигареты рисуя в воздухе огненные петли. – Чересчур, одним словом…
Джереми коротко рассмеялся.
– Да, она такая.
Норбери крепко затянулся и, упершись локтем в колено, уставился на бледный огонек.
– Лучше расскажи, как у тебя с Грейс.
Джереми плеснул себе виски и сделал два глотка.
– Понятия не имею, о чем ты.
– Да ладно, – фыркнул Стивен. – Может, я и неисправимый неудачник, но не идиот.
Пока Джереми молчал, постепенно свыкаясь с желанием довериться Стивену, на террасе послышались шаги, и приятели замерли в своем укрытии, повернув головы к двери.