Украдкой, словно для того, чтобы успокоить свою нечистую совесть, Ада бросила взгляд на мать, сидевшую за столиком под дубом. Леди Норбери писала письма, а ее супруг шелестел страницами газеты. Оба наслаждались тишиной воскресного дня, покоем, который с некоторых пор стал в Шамлей Грин редкостью. С тех пор как с неделю назад Стивен снова занял свою комнату, а Саймон с Джереми поселились в апартаментах для гостей, в доме царило оживление. Уже с раннего утра появлялись Леонард, Сесили и Ройстон с Томми, а когда могла, к ним присоединялась и Бекки.
И тогда наступало время конных прогулок по окрестностям, верхом или в тюльбери, теннисных поединков или вольной борьбы под подбадривающие крики девушек. А вечером в саду устраивали пикники, которые растягивались до полуночи, с лимонадом и закусками, которыми баловала молодежь Берта, со смехом и пустыми разговорами. Друзья вспоминали свои детские проделки, делились планами на остаток лета и дальнейшую жизнь.
Тем более покинутым и скучным казался сегодня Аде родительский дом, как будто общество отца и матери больше ее не устраивало. При мысли об этом ей стало стыдно.
Ройстон и Сесили уехали в Девоншир вместе с лордом и леди Грэнтем, чтобы выбрать в семейной сокровищнице Эшкомбов обручальное кольцо для Сесили. Оттуда они намеревались отправиться в Лондон, чтобы заказать ей платье и подготовить Эстрехэм Хаус к предстоящему торжеству. Поскольку это путешествие предоставляло будущим родственникам прекрасную возможность познакомиться друг с другом, Леонард и Томми тоже присоединились к родителям.
Подавив тяжелый вздох, Ада вернулась к эскизу. Она растерла графит кончиком мизинца, однако тень легла неудачно. Тогда Ада сдвинула брови, склонила голову к плечу и, покусывая губу, принялась вглядываться в модель, пытаясь понять, в чем дело.
– Думаю, на следующей неделе имеет смысл съездить в Лондон и заняться твоим гардеробом. – Голос матери вывел художницу из размышлений. – Как ты думаешь, Ада?
Сердце бешено забилось, ее охватил страх. До сих пор она так и не собралась с духом попросить у родителей разрешения вернуться в колледж. Каждый день она уговаривала себя, что сделает это завтра, и в результате все откладывалось на неопределенный срок.
– Ада?
Она продолжала царапать углем бумагу, не поднимая глаз.
– Я думаю перенести свой дебют в свете, мама, – тихо ответила она.
И сразу почувствовала на себе взгляды родителей и сестры. Даже листья в саду как будто зашелестели громче.
– Но почему, дорогая? – Голос матери звучал озабоченно. – Или опять твои детские страхи? Ни на майском балу в Гивонс Гров, ни на выпускном вечере Стивена мы не заметили, чтобы ты боялась людей. Эти экзамены ты выдержала на «отлично».
– Нет, мама, дело не в этом…
Грейс села, положив руку сестре на колено:
– А в чем, Адс?
Но та лишь трясла головой, не в состоянии вымолвить ни слова.
– Что случилось, в самом деле? – Беспокойство Констанс Норбери сменилось недоумением.
Ада отложила уголек и обхватила руками колени. Некоторое время она молча наблюдала за Гладди, который сначала нюхал землю и катался на спине, выбрав определенный участок газона, а потом вскочил, встряхнулся и засеменил к дереву, где улегся отдыхать.
– Ада, мама задала вопрос, – осторожно напомнил полковник.
Сердце затрепетало. Сейчас или никогда. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы сейчас рядом с ней был Саймон. Она будто слышала его голос, шепчущий на ухо: «Ты сможешь, Ада. Я знаю, у тебя получится».
Она глубоко вздохнула и повернулась в сторону родителей.
– Осенью я хотела бы вернуться в Бедфорд.
В воздухе почувствовалось приближение грозы.
Ада мужественно выдержала направленный на нее поверх газеты взгляд полковника.
– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал он и снова погрузился в чтение.
У Ады сжался желудок и пересохло в горле. Грейс обняла сестру за плечи, и это придало ей уверенности.
– Тем не менее я этого хочу.
Полковник отложил газету и в недоумении уставился на младшую дочь, которая всегда была хороша тем, что не прекословила. В его глазах промелькнула сердитая искра, однако вскоре гнев снова сменился удивлением.
– Пожалуйста, папа, разреши, – попросила Грейс. – Для нее это так важно!
– Ведь ей всего семнадцать, – развела руками леди Норбери. – Годом раньше, годом позже – какое это имеет значение…
Однако лицо отца омрачилось.
– Грейс, оставь нас наедине с сестрой, – велел он.
– Но папа…
– Грейс!
Терпение отца было на исходе. Поцеловав сестру в щеку, Грейс подобрала книгу, туфли и поднялась. Подчеркнуто медленно переставляя ноги, она направилась к дому, в тени которого опустилась в откидное кресло.
Ада тоже встала и вытащила из кармана платья конверт, помятый и довольно замусоленный, поскольку со дня своего возвращения она повсюду носила его с собой.
– Вот. – Она положила конверт на стол. – Это письмо мисс Сиджвик для вас.
Отец вскрыл конверт, развернул листок и погрузился в чтение.
– Она считает меня способной… Она говорит, что я просто выбрала не те предметы… предметы…
Она окончательно запнулась, когда отец, не отрываясь от письма, поднял палец, выражая тем самым просьбу помолчать, пока он не закончит.
Ада бросила благодарный взгляд в сторону матери. Та держала ее за руку, пока полковник не передал ей бумагу.
Табби с наслаждением погрузила когти в мягкую ткань одеяла. Гладди повернулся в сторону хозяев, на его морде застыло вопросительное выражение.
– Неужели ты забыла, – тихо начал полковник, – в каком плачевном состоянии вернулась из колледжа?
Эти слова иголкой вонзились в сердце Ады. Как она могла забыть? Этот стыд и вечный страх разоблачения, это чувство, когда кажешься самой себе маленькой и незначительной, как червь, – такое остается в памяти навсегда.
– Нет, папа, я помню, – тихо возразила она, сдерживая слезы, которые уже подступали к глазам.
– Никто из нас не хочет, чтобы тебе опять было плохо, – сказал полковник, показывая в сторону жены.
– Я тоже, папа, поверь. – Голос Ады звучал мягко, почти подобострастно. Надежда все еще не оставила ее. – Тем не менее я хочу попробовать. Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Я уверена, что на этот раз все будет лучше.
Полковник задумчиво погладил бороду и показал на письмо:
– Мисс Сиджвик пишет, ты хочешь заниматься музыкой и живописью? – Ада кивнула, и брови отца вопросительно поднялись. – Но зачем тебе для этого Бедфорд? Музицировать и рисовать ты можешь и здесь, в Шамлей. Если хочешь, мы наймем тебе преподавателей.