Нависла зловещая тишина. Воздух дрожал. Вдали серебристой рябью переливалась голубая гладь озера Мареотис.

Джереми пытался сбросить напряжение, освободить голову от посторонних мыслей и сконцентрироваться на конкретной цели: встретить врага лицом к лицу и разбить его любой ценой.

И вот наконец они появились. Их белые фигуры были заметны издалека. Бородатые лица цвета крепкого чая, почти черные, кофейные, или красные, оттенка карамели, темнели под белыми чалмами и тюрбанами. Сначала десятки, потом сотни, наконец около тысячи. Они шли скорее прогулочным шагом, спотыкаясь и опустив оружие. Кавалеристские лошади неуклюже вышагивали позади пехоты, ведомые под уздцы, за ними тянули пушки мощные тяжеловозы. Потом вдруг несколько воинов в первых рядах сорвали с голов тюрбаны и принялись размахивать белой тканью. Многие побросали оружие на землю и продолжали идти дальше с поднятыми руками. Наконец в дрожащем от жары воздухе раздался протяжный крик:

– Ами-и-и-н!

Мира. Они просили мира.

Англичане обменивались растерянными взглядами. А когда наконец поняли, что произошло, тишина разразилась бурным ликованием.

Послышались команды, каре распалось, и английское войско влилось в египетское множеством разноцветных потоков. Стивен механически повторял команды лейтенанта, пока его люди принимали у египтян оружие, обыскивали их и распределяли по группам.

– Ялла! Ялла! – слышалось со всех сторон.

«Ялла» – значит «вперед» – единственное, пожалуй, арабское слово, которое англичане выучили за время похода.

«Как скот, – пронеслось в голове у Стивена. – Мы сгоняем их, как скот».

Он встретился взглядом с черными, как уголь, глазами одного египетского солдата. Заложив руки за голову, бедняга жался между своими товарищами, в то время как английский солдат что-то кричал им, размахивая перед носом пистолетом. На вид этот египтянин был, пожалуй, не старше Стивена, несмотря на бороду, у него было юношеское лицо с тонкими чертами. В его глазах застыл страх, тот самый, который еще несколько минут назад сжимал сердце самого Стивена. «Оставьте нам жизнь, не причиняйте зла!» – умолял взгляд египтянина.

Стивену стало стыдно, и он отвернулся.

20

Саймон застонал, быстро перевернувшись на бок, и схватил стоявшее возле походной койки ведро. В следующую секунду его вырвало. Кряхтя и задыхаясь, он снова лег на койку, однако ведра не выпустил. В этой палате от одной только вони желудок выворачивало наизнанку.

– Есть хорошая новость: это не холера, – простонал Ройстон с одной из ближайших коек и добавил: – Однако веселого все равно мало.

В животе у него ревело и булькало, а кишечник будто сжимали раскаленные железные когти.

– Через два-три дня снова встанете на ноги, – утешал приятелей Леонард.

Он сидел в ногах Саймона.

Стояла середина сентября. Лагерь близ Гизы планировался как временный, на одну-две ночи, до воссоединения с другой частью армии. Однако в планы командования вмешались дизентерия и лихорадка. Жизнь большинства больных была вне опасности, но тела первых жертв эпидемии уже успели зарыть на участке твердого грунта близ лагеря.

В свете зажженных в походном госпитале ламп лица Ройстона и Саймона казались совсем бледными, почти восковыми. Однако оба выглядели достаточно сильными, чтобы справиться с коварным кишечным недугом. Во всяком случае, Ройстону чувство юмора не изменило, несмотря ни на что.

– Твоими бы устами… – устало выдавил он, глядя, как Саймон снова потянулся за ведром. – Тебе легко говорить. Ты большой везунчик, раз до сих пор еще не попал сюда.

– По крайней мере, обошелся меньшим количеством дерьма, – беззаботно отозвался Леонард.

Ройстон скривился, словно ему снова скрутило кишечник.

– Не будь ты моим лучшим другом, я бы возненавидел тебя за это. – Глаза Ройстона лихорадочно заблестели. – У тебя нет известий о Сис? Я писал ей уже три раза, но она мне не отвечает.

Леонард нахмурился и покачал головой:

– Нет. Вообще, моя сестренка не большая любительница писать письма.

Ройстон шумно выдохнул через нос и повернулся на другой бок.

– Я хочу… домой, – выдавил он сквозь зубы, зарываясь лицом в жесткую подушку.

– Я тоже, – выдавил Саймон и поставил ведро на пол.

Джереми шел осторожно, тщательно, насколько это возможно в темноте, выбирая, куда ступить. Путь его пролегал по песчаной равнине, местами усеянной большими остроконечными камнями, и каждый шаг давался с трудом.

Однако Джереми не сомневался: дело того стоило. Не в первый раз уходил он ночью из лагеря, все дальше оставляя позади смех и голоса товарищей. Сильный ветер шевелил на голове волосы и взметал песок. Джереми поплотней завернулся в форменный китель. Хотя днем нещадно палило солнце, ночами было свежо.

Джереми выбрал груду камней, возле которой остановился, и, расстелив на земле шерстяное одеяло, прилег. В качестве подушки он использовал самый плоский из нижних булыжников, подложив под затылок томик Рембо.

Некоторое время Джереми разглядывал звезды, которые казались здесь гораздо ближе, чем дома, и были разбросаны по небу цвета темного бархата, словно осколки стекла.

Вдали вырисовывались силуэты пирамид. Они будто подпирали вершинами небесный свод, уверенно неся через тысячелетия свою ношу. Джереми было достаточно повернуть голову, чтобы увидеть монументальный затылок сфинкса, мертвые глаза которого, не враждебные и не дружелюбные, но таинственные и полные значения, смотрели поверх лагеря в сторону Каира.

Джереми закурил сигарету, выпустив в ночь облако дыма.

Теперь они курили все, и немало. Не только Саймон и Леонард, но даже Ройстон, который раньше лишь изредка позволял себе сигаретку-другую. Это помогало переживать часы напряженного ожидания и постоянно держать себя в боевой готовности.

Между затяжками Джереми приходили в голову арабские фразы и слова, которые он успел запомнить за время кампании: шукран – спасибо, сахах-аль-хаир – доброе утро, асиф – извините, имта – когда, йемин – право, шемаль – лево, айва – да, ла – нет.

Мускулы инстинктивно напряглись, когда где-то рядом зашелестела галька. Однако вскоре Джереми узнал приближающегося к нему человека по его расслабленной, прогулочной походке и успокоился.

– Привет, – негромко сказал он в темноту.

– Привет, – отозвался Стивен и остановился поодаль. – Может, ты хочешь побыть один?

– Иди сюда. – Джереми приподнялся, освобождая место рядом с собой.

– Спасибо, я как-нибудь здесь, – отозвался Стиви и присел на каменную глыбу.

– Ну? – Джереми погрузил тлеющий окурок в песок и прислонился к каменному блоку. – Тебе не полегчало?