Феникс усмехнулся. Понял, о чем я.
— Да уж, постарайся. У меня от твоих провокаций крышу сносит и мозг перемещается… сама знаешь, куда…
— А ты перестань язвить, — в свою очередь потребовала я. — У меня от твоих колкостей… у меня… Зверь во мне просыпается!
— Вот тут не могу ничего обещать, — вдруг заявил феникс и пакостно улыбнулся. С меня моментом схлынуло горестно-страдальческое настроение, и на поверхность поднялось праведное возмущение.
Я, значит, тут извиняюсь, обещаю ему быть паинькой. А он даже навстречу пойти не пытается!
— Это еще почему?
— Видишь ли… Я не совсем могу это контролировать. Это что-то вроде защитной реакции…
— В смысле? — не поняла я.
— Нууу… Понимаешь, некоторые личности, когда их что-то сильно волнует или беспокоит, частенько пытаются скрыть свои эмоции за показным равнодушием или, напротив, неуместными шутками и колкостями. Вот у меня похожая ситуация. И поделать я с собой ничего не могу. Я старался, честно. Но оно само вылезает.
— Прелестно… — протянула я, а потом подумала-подумала и пришла к выводу, что в таком поведении тоже могут быть свои положительные моменты. — Ладно, буду иметь в виду, что, когда у тебя вырывается очередная гадость, ты крайне неравнодушен к ситуации, — усмехнулась я.
— Так нечестно, — насупился пернатый.
— Честно-честно. Так что язви себе в удовольствие, — хмыкнув, великодушно позволила я.
На этом наш увлекательный разговор пришлось прервать, так как из лесной темноты вдруг донесся протяжный вой, от которого мурашки побежали по спине. Я непроизвольно дернулась и вцепилась в плечо блондину.
— Чччто это? — заплетающимся от страха языком пролепетала я.
Следом за первым воем раздался второй. Уже более близкий и прямо-таки холодящий душу. Мамочки.
Кажется, мои пальцы на мужском плече сжались слишком сильно, потому что Фауст вдруг зашипел и попытался отодрать от себя мои цепкие ручки.
— Это дикие псы, — спокойно сообщил феникс, держа напуганную меня за обе руки, которые так и норовили вцепиться в какую-нибудь часть его тела. — Не бойся, они не подойдут близко, — сказал он уверенно и успокаивающе погладил меня по плечу.
Я попыталась вспомнить, что знаю о повадках диких зверей, и предположила:
— Они огня боятся?
— И огня тоже. А вообще, я на всякий случай защитный контур вокруг нашего лагеря поставил, так что ни одна тварь к нам не сунется. А если и сунется, то получит электрическим разрядом по любопытной морде, — радостно улыбнулся блондин.
От этого пояснения мне заметно полегчало. И хотя ночную тишину то и дело прорезали завывания, теперь они не казались столь пугающими, как раньше. А Стаська, та и вовсе их не замечала. Перевернулась себе на другой бок и продолжила тихонько посапывать во сне.
Глядя на нее, я широко зевнула и поёжилась. Странно, вроде проснулась бодрячком, а теперь обратно в сон клонит. Телу уже стало заметно легче, ушла чугунность и неповоротливость, а потому я позволила себе сладко потянуться и потереть слипающиеся глаза.
— Давай спать, — внесла конструктивное предложение я.
— Давай, — согласился блондин, которого и самого уже клонило в сон. — Ложись.
Я по самый нос завернулась в спальник и свернулась калачиком. Не знаю, как сестрица не мерзла, а вот мне было прохладно. От костра шло уже совсем робкое тепло. А за спиной так вообще сквозняки гуляли. Положить бы туда что-нибудь… Мягкое и горячее. И блондинистое…
— Фауст, ляжешь рядом? — осмелилась попросить я.
— Люб… — мужчина глянул на меня укоризненно. — Мы ж договорились, что ты не будешь провоцировать.
Да помню я, помню. Но мерзнуть-то тоже не хочется.
— Холодно… — попробовала оправдаться я, на что феникс тяжело вздохнул и выдал:
— Я подложу дров в костер.
Фауст метнулся куда-то в сторону и вернулся с двумя поленьями, которые почти сразу занялись в огне. Лицу стало жарче. И даже пришлось чуть отодвинуться. Вот только сквознячок за спиной никуда не делся. Не простудиться бы… Но свои мысли пришлось оставить при себе. Обещала ведь, что не буду провоцировать, надо держать слово. И не ныть. В конце концов, у меня волшебное колечко, и, скорее всего, заболеть с ним мне не грозит.
Прикрыла глаза и попыталась уснуть. Фауст же, судя по шуму, наматывал кругаля по полянке. Шебуршал чем-то в сумке. Приоткрыв один глаз, обнаружила, что он подтащил еще пару поленьев к костру, видимо, чтобы ночью далеко ходить не пришлось.
А потом произошло нечто весьма неожиданное.
— Предложение еще в силе? — спросил мужчина и, не дожидаясь позволения, лег за моей спиной.
Я от такого поворота событий малость офигела. Нет, ну он же только что просил не провоцировать. А уже через пять минут сам пристроился рядом. И руку в спальник просунул.
— Поделишься? Я свой Стаське отдал…
Ага, как же! Помнится, третьего Фауст вовсе не брал.
Нет, ну мне не жалко, конечно… Перевернулась, позволяя фениксу расстегнуть замок. На двоих спальник явно не был рассчитан, а потому фениксу пришлось развернуть его и использовать на манер одеяла, вплотную придвинувшись ко мне сзади.
А спинке сразу так тепло стало. Так уютно. Хорошоооо…
А когда его рука скользнула мне на талию, обняла и притиснула ближе к крепкому мужскому телу, стало ну просто идеально.
Нет, какой же он все-таки непостоянный. То говорит «давай не будем». То сам же обниматься лезет. Этих мужиков не понять!
Ну и я подумала, раз уж он позволяет себе такие вольности, то и мне чуть-чуть можно. Перехватила большую горячую ладонь, что лежала на талии, и, подтянув поближе, легонько погладила выдающиеся костяшки.
— Люююб… — тут же раздалось над ухом. — Ты домой хочешь?
Эммм. Мы же вроде это уже обсуждали.
— Хххочу…
— Тогда прекращай, — велел Фауст и аккуратно высвободил свою ладонь из моих пальцев.
Н-да… Очень непостоянный!
Проснулась я утром. Причем, судя по светлому голубому небу над головой, отнюдь не ранним. В костре дотлевали последние теплые угли. Но солнышко, проглядывающее меж широкостволых деревьев, потихоньку согревало озябшую ото сна землю.
Фауста рядом не было.
Не знаю, стоило ли радоваться этому или, напротив, огорчаться. С одной стороны, вроде и тоскливо, что он ушел, — все же в кольце крепких мужских рук было на диво уютно. А с другой — его уход избавил нас от неудобных разговоров. Ведь если вчера, под пологом ночи, было легко откровенничать, то сейчас это казалось весьма неуместным.