Ага, наблюдали! До тех самых пор, пока нам этой самой глиной не прилетело.
— Даешь грязевые бои! — с боевым кличем ринулась сестрица и зарядила по нам с Фаустом ошметками грязи.
Я-то увернуться успела, а вот сидящий сзади блондин… В два мига оказался не таким блондинистым, как прежде. Я глянула на перепачканную недовольную моську пернатого и не сдержала веселого смеха.
— Ах так! — опасно сузил глаза феникс и, ссадив меня с колен, зачерпнул две увесистые пригоршни жижи.
И тут такое началось! Грязные были все! Я, Фауст, Стаська. И даже тихо сидевшему в уголке Хевириму досталось. Да, грязь долетала и туда. А когда я посмотрела на учиненный разгром, только и смогла вымолвить тихое «ой». Испачкали мы все, что только было можно. Бортики, кафель, лежаки — все было перемазано темно-коричневой глиной. С навеса и с того свисали грязевые ошметки.
Я как представила, что нам придется все это убирать, аж дурно стало… С надеждой покосилась на Фауста. Тот был безмятежен и довольно лыбился во все зубы. Ну что ж, если феникс не паникует, значит, и нам можно расслабиться.
— Нам ведь не придется тут убираться? — все-таки высказала общее опасение сестрица.
— А что, очень хочется? — усмехнулся блондин. — Вообще, уборка входит в стоимость. Но чтобы не выглядеть такими уж грязнулями, я, пожалуй, решу эту маленькую проблемку.
Фауст соединил ладони, потер их друг о друга, и между его ладоней образовался небольшой светящийся комок.
— А теперь посторонись! — велел феникс и бросил шарик на каменную плитку. Эффект был поразительный! Грязь исчезла с поверхности, будто жаба слизала. Везде, где проходился магический «уборщик», становилось идеально чисто. Вот бы еще с моими слипшимися волосами что-то придумать.
— А… — Я с надеждой глянула на Фауста, указывая на свои спутанные патлы.
— Нет, Лу, это ты будешь отмывать в душе! — «обрадовал» маг. Я сначала было расстроилась. А потом глянула на перепачканного с ног до головы блондина и внутренне позлорадствовала.
Фаусту, стало быть, тоже придется в душе драиться. И ему будет куда труднее, чем мне. С такой-то шевелюрой. Я еще раз покосилась на капающую со светлых волос грязь и усмехнулась. Да, непросто ему будет, ой непросто.
Дальше все было весьма предсказуемо. Мы разошлись по раздевалкам, где помимо прочего имелся душ с горячей и холодной водой, и принялись усердно отскребать грязь. Я, разумеется, закончила раньше сестрички, вновь возблагодарив небеса и своего парикмахера за короткую стрижку, и, решив не задерживаться в женской раздевалке, вышла наружу.
Наивно полагала, что потрачу свободное время на любование интерьерами. Или побеседую с гремлином наедине. Все же не хотелось бы, чтобы мальчишка комплексовал рядом с красавцем фениксом. А потому я вознамерилась с ним поговорить, так сказать, по душам.
И вот, значит, выхожу я в коридор, а там… меня ждет очередной сюрприз! Причем весьма неожиданный и отнюдь не приятный. Какой-то незнакомый тип вдруг резко схватил меня за запястье, Дернул к себе, а через долю секунды нацепил на меня наручники. Я так офигела, что дар речи потеряла. Уже гораздо позже сообразила, что стоило в ту же секунду начинать орать. Но в тот самый миг я лишь непонимающе хлопала глазами, совершенно не понимая, что обо всем этом думать. Не знала я до тех самых пор, пока из-за спины покусившегося на мою свободу не выплыл силуэт уже знакомого желтоглазого нага.
«Вот я попала!» — промелькнула очень правильная мысль, а вместе с ней пришло понимание, как действовать дальше. Я уже и рот успела открыть, чтобы позвать на помощь Фауста. Но желтоглазый змеелюд ловко скрутил меня и заткнул ладошкой рот.
— Ну-ну-ну. Не стоит кричать. Лишний шум нам ни к чему. Мы ведь не хотим волновать отдыхающих. — С этими словами меня поволокли куда-то в сторону, грубо пресекая любые попытки к сопротивлению.
К моей гордости, пока мы шли, я несколько раз успела хорошенько вдарить наглому чешуйчатому. Тот шипел и ругался от боли, но хвата так и не ослабил. Н-да… кажется, мы с Фаустом недостаточно натренировали мою силу и ловкость… Или это просто наг слишком массивный? Все же полицейский, или как их тут называют. Короче, противником он оказался подготовленным, и все, на что меня хватило, — это доставить ему неприятности в количестве нескольких синяков и отдавленной ноги, после чего меня и вовсе перекинули через плечо и в таком состоянии потащили на выход. Ну никакого такта у работников правоохранительных органов!
Я сидела на неудобном жестком стуле и с видом величайшей скорби выслушивала зачитываемый список своих прегрешений. В числе оных имелось: незаконное проникновение на территорию участка, побег, неправомерное освобождение заключенного, порча казенного имущества, причинение вреда здоровью сотрудника правоохранительных органов, оказание сопротивления при аресте, ну и мелкие прегрешения вроде хамства и нецензурной брани в общественном месте.
Короче, выслушивала я это все долго и к концу списка уже сама чувствовала себя виновной и была готова во всем сознаться. Но в этот судьбоносный момент о себе дали знать благородные корни. Чтобы я, Любовь Орлова, добровольно во всем призналась и села за решетку, заклеймив себя позором? Да ни за что!
И тут начались оправдания! Состояли они по большей части из угроз и обвинений, которые теперь уже были направлены на моего бывшего надзирателя.
Гладиус стоял тут же, вальяжно прислонившись бедром к столешнице следовательского стола, и лицо его не выражало даже и намека на беспокойство. Неужели он так уверен, что ему все сойдет с рук? Я ведь, ни много ни мало, обвиняла его в домогательствах. Да даже совращение малолетних приплела, припомнив, что во время допроса в кабинете присутствовала еще и сестричка.
Нынешний следователь, мужчина почтенных лет, но при этом столь же грозной и внушительной комплекции, был настроен скептически. Он внимательно выслушал все, что я рассказала, сделал какие-то пометки, а потом, громко захлопнув журнал, изрек одно-единственное слово:
— Разберемся.
И все? И это все?! А как же вызов свидетелей? А как же улики? А допрос второй стороны, в конце концов? Да это же прямое нарушение моих гражданских прав!
Правда, потом я поняла, что нарушением была отнюдь не лаконичность нового следователя, а мое повторное заключение. Проще говоря, я опять оказалась в обезьяннике. Уже одна. Без привычной группы поддержки в виде неунывающей Стаськи или приятного на ощупь и действенного в бою пернатого.
Короче, так вдруг грустно стало, так уныло. Что даже похабные шуточки других задержанных, коих тут было на порядок больше, чем в прошлом месте заключения, не могли развеять грусть-тоску.
Зато её мигом развеял Гладиус. Он явился спустя минут пятнадцать-двадцать и, одарив меня лукавой улыбкой, предложил:
— Ну что, продолжим допрос?