– Ооох, – восхищенно вздохнула Ида, а Якобина улыбнулась, когда Эдвард отломил одну розу, очистил от шипов короткий стебель, встал на одно колено и сунул цветок Иде за ухо. Девочка поблагодарила его с робкой улыбкой; ее голубые глаза сияли, когда она бережно потрогала розу.

Эдвард снова поднялся на ноги и обнял Якобину.

– Я много всего передумал за последние дни, – шепнул он. – Увы, скоро наше плавание закончится, через пару дней мы сойдем с парохода. – Сердце Якобины сжалось от грусти; конечно, она тоже знала, что мыльный пузырь, в котором она жила последние три недели, рано или поздно лопнет, и лишь надеялась, что он продержится хотя бы до Амстердама. – Выходи за меня замуж, Джеки.

Якобина вытаращила на него глаза, не в силах вымолвить ни слова. Она похолодела, когда вспомнила про Яна, ради которого с готовностью отказалась от своего прежнего намерения никогда не выходить замуж. Тот тоже любил романтические жесты и сделал ей предложение, но потом бросил ее в беде, когда она особенно сильно нуждалась в его поддержке.

Слезы закапали на тигровые лилии, и Якобина покачала головой.

56

Держа за руку Иду, наряженную в новое платьице с вышитыми розами, Якобина с любопытством оглядывала вестибюль. Массивный гардероб, в который только что были повешены жакет и шляпка Якобины и пальтишко и капор Иды, толстый ковер с причудливым узором, морские пейзажи в тяжелых рамах на стенах – все говорило о традиционном, но весьма хорошем вкусе и, прежде всего, о немалых деньгах.

– Тут тебе будет хорошо, – шепнула Якобина девчушке, больше для того, чтобы убедить в этом себя и, может, хоть чуточку смягчить боль расставания.

В коридоре справа появилась в сером платье с белым передником и в белом чепце служанка, впустившая их в дом, и, сделав книксен, сообщила:

– Господин Ахтеркамп просит вас пройти к нему.

Якобина кивнула и последовала за ней.

Салон, в который их привели, подтвердил первое впечатление о доме Ахтеркампа, сложившееся у Якобины в вестибюле. Большие напольные часы, стол со стульями, секретер и комоды, тяжелые портьеры и ковры коньячного, зеленого и бордового цвета. Вот только ей трудно было представить, что в этом доме росла такая капризная особа, как Маргарета де Йонг.

Ее сердце на мгновение сжалось при виде старика, который при их появлении поднялся со своего стула. Ему было далеко за семьдесят, судя по седобородому лицу, изрезанному глубокими морщинами. Главное, он показался ей немощным, потому что с усилием опирался на палку. Как же он будет растить Иду? Ведь у нее еще впереди годы, когда ей нужно будет много двигаться. Но Якобина успокоила себя – Ахтеркамп наверняка наймет для девочки гувернантку. У нее тут же зашевелилась надежда, что, может, он предложит эту должность ей.

– Добрый день, госпожа ван дер Беек, – обратился он к ней, и Якобина подошла ближе.

– Добрый день, господин Ахтеркамп. – Она наклонилась к девочке. – Смотри, Ида, это твой дедушка. – Ида кивнула и поглядела куда-то в сторону.

– Прошу. – Ахтеркамп указал на стул и сам снова тяжело опустился на место.

Якобина присела и взяла Иду на колени, а когда снова подняла глаза, старик прижал у губам дрожащие пальцы, а по его лицу текли ручьи слез.

– Она выглядит точно так же, как моя Грета в этом возрасте. – Он вытер свои дряблые щеки и попробовал улыбнуться, но не смог. – Ее волосы потемнели позже. Совсем как у моей покойной жены.

– Может… может, вы возьмете ее на колени? – предложила ему Якобина. Он кивнул, и она встала и посадила девочку на колени к деду. Его глаза, пронизанные красными прожилками, оживились, он бережно обнял внучку за плечи. Это тронуло Якобину.

– Угостить вас чем-нибудь? Чаю выпьете? – спросил он, не глядя на нее.

– Спасибо, нет, – отказалась она и снова села на стул. Ей было плохо; хотелось вскочить и выбежать из дома, чтобы не затягивать боль от расставания. Броситься в объятия Эдварда; он обещал ей, что будет ждать возле дома, сколько бы она там ни пробыла.

Ида беспокойно ерзала на коленях деда, ей явно было не по себе, и это не укрылось от Ахтеркампа.

– Вы можете ее взять?

– Конечно. – Якобина встала, забрала Иду и снова села вместе с ней на стул. Ида прижалась к ней. Дед девочки долго смотрел на Иду, потом перевел взгляд на Якобину.

– Какая трагедия, – прошептал он, наконец. – Сначала мальчик, потом моя единственная дочь. – Он достал платок и громко высморкался. – Представьте себе, я в первый раз вижу свою внучку. – Его глаза впились в Якобину. – Дочь редко писала мне. Она не могла мне простить, что я был против ее брака с этим мужланом. С этим негодником. А я постоянно ругал себя, что все-таки дал согласие, и она вышла за него замуж. Ведь из некоторых ее писем было видно, что она очень несчастна. – Уголок его рта пополз кверху. – В одном из последних писем она упомянула вас. Нони Бина, правильно? – Якобина кивнула, и он продолжил: – Она очень хорошо написала о вас.

Щеки Якобины вспыхнули; от стыда она спрятала лицо в волосы Иды. То письмо было, несомненно, написано до того дня, когда она позволила майору поцеловать себя.

Адриан Ахтеркамп немного помолчал и спросил:

– Как долго вы планируете оставаться в Амстердаме?

– Еще не знаю, – уклончиво ответила Якобина. – Я хочу навестить свою семью.

Ахтеркамп понимающе кивнул.

– Вы ведь очень привязаны к Иде, не так ли?

У Якобины на глаза навернулись слезы.

– Да, – прошептала она сдавленным голосом.

– Это заметно. – Кряхтя, Ахтеркамп стал подниматься со стула, опираясь на палку.

– Вам помочь? – участливо спросила Якобина.

– Нет-нет, – отказался он и заковылял к комоду, стоявшему под окном. – Я справляюсь. – Он достал из ящика кожаную папку и, вернувшись, положил ее на стол. Потом снова сел, обхватил обеими руками набалдашник палки и посмотрел на Иду.

– Возможно, вы подумаете, какой я нехороший, – прошептал он через некоторое время. – Потому что заставил вас приехать сюда через полмира. – Якобина озадаченно наморщила лоб, а он продолжал с извиняющейся улыбкой: – Видите ли, я опасался, что вы не захотите приехать, если я напишу вам, что не могу взять ребенка. А мне так хотелось взглянуть на свою внучку. Хотя бы разок, прежде чем я умру.

У Якобины от испуга перехватило горло, а сердце забилось неровно.

– Но ведь у Иды больше никого нет!

– Я знаю, – вздохнул Ахтеркамп. – Как у Ахтеркампов, так и у де Йонгов вместо генеалогического древа остались одни лишь пни, из которых больше ничего не растет. Вот только Ида. – Трясущимися пальцами он раскрыл папку и повернул ее, чтобы Якобина увидела документ, выглядевший весьма официально. – Я уже все обсудил с нотариусом, он заверит соглашение. Но, прежде чем его подписать, я хотел посмотреть на вас. Согласно этому документу, – его указательный палец постучал по краю папки, – я возлагаю на вас обязанности опекуна Иды Луизы де Йонг. И управление наследством, которое она получит после моего ухода. – Он вынул из внутреннего кармана авторучку и протянул Якобине. – Вы и ваш супруг должны это подписать, так требует закон.