– Хватит! Черт побери, М-грит! Может, ты хоть на сегодня оставишь свою глупую болтовню? – И он по-малайски добавил что-то неприятное.
Госпожа де Йонг закусила губу и в смятении опустила глаза, на которые навернулись слезы, а Якобина не знала, куда ей смотреть и что делать. Майор встал так резко, что опрокинул стул. Залпом выпил почти полный бокал вина и со стуком поставил его на стол. Бокал треснул.
– Если меня кто-то будет искать, я в клубе! – прорычал он и заковылял прочь.
Якобине показалось, что взрыв майора был вызван ревностью к Яну; от этой мысли ей стало нехорошо, и она поскорее прогнала ее. Она тайком наблюдала за Маргаретой де Йонг – она была красива даже теперь, когда понуро сидела и боролась со слезами. Якобина взглянула на свое новое платье, оливковое с красными узорами, и оно вдруг показалось ей скучным и провинциальным.
– Простите, нони Бина, – прошептала Маргарета де Йонг.
– Что вы… что вы…
– Я вас прошу, – торопливо продолжала она, – быть снисходительной к моему мужу. У него во время войны было сильно подорвано здоровье, он пережил много ужасов, да и все эти годы жизни в тропиках тоже сказываются. Но он все равно скучает без настоящих дел и от этого становится… раздраженным. – Она попыталась улыбнуться, но ее губы дрожали. – С Рождеством вас, нони Бина!
Якобина глядела на праздничный, особенно пышный рейстафел, к которому все едва прикоснулись, и прислушивалась к голосу Маргареты де Йонг и торопливым шагам слуг в вестибюле. Похоже, она собиралась уехать, и действительно, вскоре раздался топот копыт и скрип колес. После этого все стихло.
В который раз за последние недели Якобина размышляла о том, действительно ли бывает любовь, такая страстная, что она в любой момент может перейти в споры, даже в насилие или ненависть. И, как всегда, чувствовала, что при мысли об этом у нее каменели позвоночник и плечи, а в груди что-то теснилось. Это было похоже на голод, которого она не знала до приезда сюда.
Она посмотрела на слугу, который явился, чтобы унести приборы супругов де Йонг.
– Туан де Йонг как тигр, – тихо сказал он, и робкая улыбка осветила его бронзовое лицо.
– Да, – согласилась Якобина и тоже невольно улыбнулась. – Терима касих, – сказала она, вставая, потом помедлила. По всей вероятности, он был мусульманин, но она решила тоже поздравить его с праздником. – С Рождеством!
– С Розтесвом, нони Бина!
В вестибюле она остановилась и посмотрела на рождественское дерево местной хвойной породы, стоявшее возле фортепиано. Его мягкие ветки гнулись под тяжестью шаров, ангелочков и звезд из раскрашенного стекла. Как и дома на Рождество, туда тоже положили детские подарки. Йерун и Ида бросились к ним сразу после выступления. Они нетерпеливо развязали ленты, сорвали бумажную обертку и с горящими глазами достали множество игрушек. Там была и новая кукла с целым гардеробом платьев и туфель, музыкальная шкатулка с кружащейся принцессой, яркий волчок, лошадка на палочке и ящик с кубиками. Дети все внимательно рассмотрели и испробовали, пока не пришло время поужинать под присмотром Мелати и, как обычно, лечь спать. А супруги де Йонг вместе с Якобиной поехали в церковь Виллемскерк и потом ужинали в доме.
Странно было праздновать Рождество тут, в тропиках, в неумолимую жару и под проливным дождем за стенами дома. Впервые за эти месяцы Якобина слегка затосковала по родине с ее холодом, снегом и морозными узорами на стеклах и даже немного по своей семье.
Вздохнув, она пошла к лестнице и остановилась, увидев на ступеньках маленькую фигурку в белой ночной рубашке, державшуюся рукой за перила.
– Йерун! Что ты тут делаешь?
– Мама и папа уехали?
– Да, но они наверняка скоро вернутся, – пообещала она, поднимаясь к нему. Ответить так ее заставил печальный взгляд мальчика. Она погладила его по голове. – Ступай, тебе давным-давно пора спать.
Йерун вцепился руками в перила и поводил босой ногой по ступеньке.
– Я не могу заснуть, – проныл он, а когда Якобина раскрыла рот, собираясь что-то возразить, он поскорее добавил, как бы оправдываясь: – Ида тоже не может!
– А что, Мелати нет?
Он покачал головой. Якобина надеялась, что Мелати теперь празднует Рождество со своим сыном, хоть она и не христианка.
– Почитай нам что-нибудь! – попросил мальчик, склонив голову на бок.
Вообще-то, Якобина собиралась уютно устроиться в постели с книгой, которую ей прислал Ян, – это была «Рождественская история» Чарльза Диккенса; она давно ее не перечитывала. Но не смогла противостоять умоляющему взгляду Йеруна.
Лицо мальчика мгновенно просветлело; он отпустил перила и с радостным воплем взлетел наверх.
У себя в комнате Якобина зажгла лампу, нашла Библию и захватила все это в детскую, а там поставила лампу на ночной столик и положила рядом книгу. Йерун уже стоял на коленях под своим пологом и смотрел с ожиданием; рядом лежал его новый меч. Ида тянула к ней ручки из решетчатой кроватки.
Якобина сбросила с ног тапки, устроилась на короткой, узкой кроватке Йеруна, подложив под спину подушки, и стала листать Библию. Наконец, нашла нужное место. Йерун непринужденно пристроился возле ее локтя, а Ида свернулась в клубочек рядом и положила голову на ее бедро.
– «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле, – тихо читала Якобина. – Эта перепись была первая в правление»…
Ей вспомнилось собственное детство, когда нянька уходила на выходной, и ей, Хенрику, а потом и Мартину после всенощной, праздничного ужина – селедки под сливочным соусом и отварного картофеля – и подарков разрешали дольше не ложиться спать. В камине весело потрескивали поленья, на рождественской елке горели свечи, а дети пили густой, горячий шоколад с корицей и кориандром и грызли рождественское печенье. Мать сидела за рукоделием, а Юлиус ван дер Беек читал рождественскую историю. Якобина с радостью вспоминала такие картинки из своего детства, это были сладкие воспоминания, а не кислые и не горькие, которые относились к годам отрочества и взрослой жизни.
Головка Иды потяжелела и лучилась ровным, сонным теплом, Йерун тоже задремывал, уткнувшись в ключицу Якобины. Он обнял ее и прижался щекой к груди.
– Я люблю тебя, нони Бина.
– Я тозе, – в полусне пробормотала Ида.
У Якобины перехватило горло, а на глазах выступили слезы. Она отложила Библию и погладила одной рукой светлые, шелковистые волосы Иды, а другой – темные, короткие волосы Йеруна. Потом нерешительно поцеловала мальчугана в макушку; от него пахло карамелью и имбирем, и этот запах растопил в ее душе что-то жесткое, застывшее.
– Я тоже вас люблю, – прошептала она.
Бейтензорг, 28 января 1883 г.
Дорогая Якобина,