Мама отдает нам с Бри блокноты.
— Новое правило, — говорит она. — С этой минуты нельзя снимать очки друг у друга. Себе можно ставить сколько угодно очков за вежливость, но нельзя в отместку снимать очки за грубость. Откровенно говоря, если кто-то поступил низко — сам факт того, что ты не снимаешь у него очки, уже тебе плюс. Потому что прощать — очень тяжело, на это способны только любящие люди.
— Мне это только на руку, — несколько уныло произносит Энн.
— Но мне кажется, ты понимаешь, что так лучше для всех, — отвечает мама.
Она кивает:
— Знаю. Кроме того, я все равно выиграю.
Губы Бри растягиваются в кривой улыбке, когда она скрещивает руки.
— Может быть, на этой неделе, Энн, потому что я действительно пока в глубокой яме. Но могу пообещать, что в оставшиеся летние месяцы меня будет тяжело победить. Очень приятно получить сотню долларов, но приятнее всего видеть, как ты проиграешь. — Она смотрит на меня и добавляет: — И ты.
— Я тоже тебя люблю, сестричка, — мило улыбается в ответ Энн.
Бри
После того как мы выключаем свет, Энн почти сразу засыпает, а я еще час ворочаюсь в постели. В моей голове прокручивается масса мыслей: о дохлых кошках, об игре «Шаги навстречу», о сердце Энн, особенно о том, что она сказала о смерти. Ее отношение к смерти было тяжело принять, но в конце концов я начала понимать, что, возможно, она права. Не только Энн находится на волосок от смерти, но и жизнь любого живого существа, как, например, жизнь Мистера Скиттлза, может оборваться в мгновение ока.
Дело дрянь!
В комнате стоит гробовая тишина, но, если прислушаться, я, как мне кажется, могу различить биение больного сердца Энн, эхом отдающееся под моей койкой. Пока бьется, но только и ждет, подобно грабителю, как бы украсть все, что у него есть.
Последнее, что мне приходит в голову, перед тем как я засыпаю, — недавние слова Энн.
Все умрут. Так или иначе…
* * *
Несмотря на то что в первую неделю в игре «Шаги навстречу» ведет Энн, я решаю, что немного попрактиковаться перед следующей неделей не помешает, поэтому все утро пятницы провожу, разгуливая с Кейдом и металлоискателем по Хейстек Рок.
В конце концов, что может быть приятнее, чем сестра, которая интересуется делами младшего брата? За каждую минуту притворства мне положено очко. Я мало верю, что мы что-нибудь найдем, но кто знает, верно? Это и увлекает. Каждый раз, когда раздается сигнал, Кейд не может сдержаться. Он копает, как безумец, а находит только какую-то ерунду, но потом говорит, что с каждой неудачей он все ближе и ближе к тому, чтобы найти золотую жилу.
Примерно через час к нам на пляж выходит Энн, но единственное ее желание — сидеть на пляжном полотенце.
Как мило! Ни одного очка!
Время от времени я останавливаюсь и поглядываю на нее, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и каждый раз вижу ее в одной и той же позе — сидит и смотрит на океан.
Проходит еще полчаса, я поднимаю голову — на полотенце Энн никого нет. Я оглядываю пляж, замечаю сестру у кромки воды, вода облизывает ее ноги.
— Энн! — кричу я. — Ты что делаешь?
Наверное, ветер дует в ее сторону, иначе она бы меня не услышала. Она медленно поворачивается.
— Собираюсь домой, — отвечает она. — А ты остаешься?
Я киваю:
— Пока Кейд не закончит поиски.
— Только держитесь подальше от воды, — кричит она. — Здесь небезопасно.
Вскоре после обеда у Кейда садится аккумулятор, и мы отправляемся домой. Мама сидит в бабушкиной комнате, читает ее дневники. Она говорит, что еще здесь побудет, но просит меня посмотреть, как там Энн.
Когда я поднимаюсь в нашу комнату, Энн что-то пишет на спинке своей кровати.
— Очередные сердца? — спрашиваю я.
Она качает головой, но не отводит глаз от написанного:
— Планы строю.
— А мама знает?
Она поднимает палец, чтобы я помолчала:
— Секундочку, я почти закончила. — Прошло еще полминуты, пока она не отложила ручку. — Что ты говорила?
— Я просто спрашивала, знает ли мама, что ты пишешь на кровати?
— Да, увидела несколько дней назад, когда меняла белье. Сказала, что ей все равно. Вот папа сильно печется о таких вещах, поэтому не рассказывай ему.
Я киваю:
— А что ты планируешь?
Она улыбается:
— Иди взгляни.
Прошло уже несколько дней с тех пор, как я смотрела на ее художества. Становлюсь на колени рядом с ней и вижу еще сердца внутри других сердец, но между этими сердцами мелким почерком написаны какие-то слова.
— И что здесь написано?
— Посмотри поближе. У тебя же есть глаза.
Я забираюсь на кровать и читаю вслух:
— Покрасить волосы… Совершить необдуманный поступок… Искупаться в океане… Влюбиться… Попробовать суши… Покормить морского льва. — Я дважды перечитываю последний пункт. — Покормить морского льва?
— Да, вчера, когда я гуляла по пляжу, видела, как один парень бросал требуху двум морским львам. Казалось, что все трое весело проводят время. Морские львы вели себя как ручные. Каждый раз, когда он им что-то бросал, они рявкали, выпрашивая еще. — Она смотрит на написанное на дереве. — Хочу этим летом все это сделать, пока еще могу.
— Круто!
— Знаю. А как только справлюсь с этими пунктами, добавлю в список новые.
— Ты уверена, что хочешь влюбиться?
— Эй, не убивай мои мечты. Если захочу влюбиться, смогу влюбиться.
— Только не в Тэннера… Верно?
— Не знаю, наверное, нет. Это может быть кто угодно. По-моему, я заслуживаю любви, поэтому и влюблюсь.
Не знаю как, но тем не менее…
— И когда начнешь?
— Влюбляться?
— Выполнять любой пункт из списка.
С протяжным вздохом Энн откидывается на подушку и устремляет взгляд в потолок. Потом поднимает палец и прижимает к фанере. Медленно проводит по самому крайнему сердцу, как слепой по шрифту Брайля.
— Скоро, — нервно отвечает она.
Еще через пару секунд она соскальзывает с края матраса и встает.
— Как скоро?
— Например, сейчас.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
— Куда собралась?
— На улицу.
— Куда именно?