Мое сердце подпрыгивает, когда через тридцать секунд открывается дверь. Только это не медсестра и не врач. Приходит Делл.
— Слава Богу, ты вернулся, — говорит он одновременно и взволнованно, и облегченно. Глаза горят. — Вы, ребята, никогда мне не поверите…
Мое лицо тут же становится мокрым от слез невероятного счастья.
— Нашли сердце, — говорю я.
— Откуда ты знаешь?
Я крепко-крепко прижимаю к себе Кейда.
— У меня свои источники информации.
Я перевожу взгляд с Делла на Энн, наконец на Бри — милую, драгоценную, переломанную Бри.
Теперь нам нужно еще одно чудо…
Энн
Я помню, как врач сидел на стуле у моей кровати, еще весной, когда впервые мне сообщили, что нужна пересадка. Он сказал, что страх — естественное чувство, что мне может быть даже неуютно от того, что в моей груди будет биться чужое сердце. Но он мне пообещал, не называя конкретных дат, что, как только у меня появится новое сердце, я не почувствую разницы.
Врач ошибался.
Когда три дня назад я пришла в себя после операции, первое, что ощутила, — это тяжесть. Не то чтобы тяжесть сердца. Весило оно столько же. Скорее тяжесть на душе: каждое биение сердце напоминало мне о том, что закончилась чья-то жизнь, а в моей жизни произошло что-то вроде перезагрузки.
Да, я чувствую себя иначе. Чувствую смирение и счастье, временами грусть и вину.
Только сегодня я узнала, что парню, который «отдал» мне свое сердце, было чуть больше двадцати. Ни жены, ни детей… Хотя бы это хорошо. Наверное. Он ехал на мотоцикле по какой-то проселочной дороге, когда машину, за рулем которой была девочка-подросток, занесло на дороге, и она сбила едущий впереди мотоцикл. По всей видимости, Кейд видел, как в больницу доставили обоих. Девушка еще в тяжелом состоянии, но ходят слухи, что она поправится.
А вот состояние Бри остается под вопросом. Мы до сих пор лежим с ней в одной палате, поэтому я могу быть рядом с ней, но она до сих пор не очнулась. Врачи уверяют, что гематома в ее голове значительно уменьшилась. Если Бри все еще «с нами», вскоре мы должны увидеть прогресс.
Мама с папой кажутся измученными, но я не могу их винить. Они чрезвычайно счастливы, что я иду на поправку, но до смерти тревожатся за сестру. Смех и слезы — вот как можно в двух словах охарактеризовать каждое мгновение, проведенное в этой палате.
После ужина мама отвозит Кейда домой, чтобы хорошенько выспаться. Папа хочет ненадолго задержаться.
— Ты как? Держишься? — спрашивает он, когда они уходят.
— Ты же сам видишь… я в порядке.
— Я хочу, чтобы ты мне доверяла, Энн. О чем ты думаешь? Сегодня у тебя часто меняется настроение.
— И не только у меня, — замечаю я.
Он улыбается и кивает, потом смотрит на Бри и на все ее приборы и мониторы.
— Ты права. Наверное, у всех нас.
Я минуту наблюдаю, как вздымается и опускается грудная клетка Бри. Опять вздымается. И опускается.
— Если честно… кое о чем думаю.
Он присаживается поближе.
— Я весь внимание.
— Я тут размышляла об игре «Шаги навстречу». Вы с мамой продолжаете играть?
С улыбкой он достает из заднего кармана маленький блокнотик.
— На этой неделе у нас были другие заботы, поэтому мы перестали вести подсчет — по крайней мере, я перестал. Но после того как мы уладим все вопросы с вами, девчонки, мне бы очень хотелось начать заново.
— А если Бри не поправится?
— Поправится.
— А вдруг нет?
— Тогда мы все равно продолжим играть. Я не хочу, чтобы между нами с мамой опять возникла стена.
Я нежно провожу пальцем по груди, чувствую тугую повязку.
— Ты хочешь сказать, как в последний раз, когда между вами встали я и мое сердце?
Он озадаченно смотрит на меня:
— Почему ты так говоришь? Ты не виновата в том, что случилось с твоим сердцем. Мы с мамой отдалились друг от друга не из-за этого. Наши проблемы — только наши проблемы, а не твои, Энн.
Я киваю, что поняла, хотя в глубине души не хочу в это верить.
— Что-то еще? — спрашивает он.
Я опять смотрю на Бри. На ее лбу шрам, который, возможно, никогда не исчезнет. Если она когда-то очнется, он станет ей постоянно напоминать о том, что, когда она попыталась сделать что-то хорошее для меня, все обернулось против нее. У меня накопилось столько вопросов после того, как она попала в переделку, что я даже не знаю, с чего начать.
Если она выживет, будет ли обижаться на меня?
Будет ли сожалеть о том, что сделала?
Будет продолжать меня любить?
Захочет ли доиграть в нашу игру?
Если она умрет, это означает, что у игры «Шаги навстречу» нет победителя?
— Энн, ты что — витаешь в облаках?
Да, наверное. Я перевожу взгляд с лица Бри на монитор, который следит за ее сердцем. Я слишком хорошо знакома с этой кривой.
— Прости, просто задумалась.
— О чем?
Я пожимаю плечами:
— Мучает вопрос: почему? Когда моей жизни угрожала опасность, я думала, что понимаю. Я уже однажды умирала, поэтому, должно быть, смирилась, что могу умереть снова. Но теперь на кону жизнь Бри… Больше смысла я не вижу. Почему все должно было сложиться так? Почему вообще у меня возникли проблемы с сердцем? Почему не помогли предыдущие операции? Если бы они помогли, с Бри все было бы хорошо. Мы никогда не отправились бы на пляж на все лето, я не встретила бы Тэннера, и Бри не стала бы бежать на его поиски. — Я кладу руку на свое новое, здоровое сердце. — Просто… слишком много «почему».
Он кивает:
— И это все?
— Нет… если честно. Я много думаю о своем новом сердце. Пытаюсь понять, почему тому парню на мотоцикле суждено было попасть в аварию? Почему в него врезалась та девчонка? Почему повезло именно мне — теперь я сижу здесь с новым сердцем, а его хоронят? — Я умолкаю, собираюсь с духом и задаю последний вопрос: — Почему ради жизни одного человека должен погибнуть другой? Раньше я думала, что знаю ответ. Но теперь, когда это стало реальностью — когда на самом деле умер человек, а я продолжаю дышать, — я с трудом вспоминаю, каким был ответ.
Папа терпеливо улыбается. Берет меня за руку.
— Совершенно разумный вопрос, Энн. На все вопросы я ответов, скорее всего, не знаю, но вот что скажу: жизнь в лучшем случае мимолетна. Слишком хрупка человеческая жизнь. Невероятно коротка, и не имеет значения, сколько лет ты прожил. Все часто забывают одну вещь: ничья жизнь не будет длиться вечно — по крайней мере, земная жизнь. Мы рождаемся, а потом двигаемся дальше, кто-то из нас быстрее остальных. Но время от времени те, кто от нас уходит, могут преподнести другому удивительный дар жизни, как, например, тебе — новое сердце. Но это не меняет того, что все — ты, я, мама, бабушка Грейс и парень на мотоцикле — мы все когда-нибудь умрем.