– Я так понимаю, Тай вам уже сообщил о своем решении?
Не то чтобы мы стояли совсем близко друг к другу, но даже с такого расстояния мне приходится задирать голову, чтобы посмотреть Рэнди в глаза.
– Уйти из команды? Да. И не могу сказать, что я в восторге от этого, – отвечает он.
– Как и я. Думаю, что футбол сейчас Таю особенно необходим. Если он будет в команде, это поможет ему справиться со всем, что на него свалилось…
Рэнди кивает:
– Вы ведь за этим пригласили меня? Чтобы я заставил его передумать?
Его тон выдает, что подобная мысль ему не очень-то по душе.
– Я надеялась, – бормочу я, смутившись.
Тренер пожимает плечами:
– Думаю, можно и попытаться. Но в его возрасте не особо задумываешься над своими поступками – в наше время юношу, если он вбил себе что-то в голову, переубедить трудно. Если только ты не девушка, причем симпатичная. – Рэнди делает выразительную паузу. – Где Тай?
Я улыбаюсь и показываю на окно за его спиной.
– Обычно сын предается размышлениям на заднем дворе.
И я отвожу Роулинза на кухню, где есть выход во двор. Идет мелкий противный дождь, но я не отстаю и вместе с тренером выхожу на улицу. И вижу, как Тай бросает мяч через шину на цепях. Спиной к нам, он достает из корзины следующий мяч и бросает его изо всех сил. Мяч пролетает сквозь отверстие в шине, вращаясь по спирали, и с громким стуком врезается в забор с другой стороны.
– Девятнадцать – один, – монотонно считает Тай и нагибается за следующим мячом.
– Кажется, хоть ты и неделю не тренировался, прекрасно держишь удар, – замечает Рэнди. – Это хорошо.
Тай оборачивается и нервно вздрагивает, видя меня за спиной тренера. Мне вдруг становится жутко неловко, что я не оставила их один на один, – черт бы побрал мою привычку совать нос в чужие дела!
– Только вот правильный удар – это когда ты не жульничаешь за спиной у своего тренера, – говорит Тай, отправляя очередной мяч сквозь шину. – Двадцать – один.
Рэнди держит руки в карманах.
– Могу я рассчитывать, что если ты тренируешь бросок, то передумал насчет ухода? Предположим, сегодня мы выиграем, а первый плей-офф будет через две недели – твое участие нам бы весьма помогло.
– А могу я рассчитывать, что мой папа будет на матче? – спокойным голосом отражает подачу Тай.
– Тай, у тебя есть полное право чувствовать себя разочарованным. – В словах Рэнди куда больше сострадания, чем ожидаешь от человека его роста. – Но разве ты не понимаешь, от чего отказываешься? От чемпионата штата и возможности доказать свою любовь к спорту. Ты ведь в этом году заканчиваешь школу, и скоро выпускные экзамены – так что давай, решайся. – Рэнди делает паузу. – Черт возьми, не стоит бросать хотя бы ради того, чтобы на пару часов отвлечься от всего этого кошмара. Разве не этого хотел бы твой отец?
Лицо Тая багровеет.
– Вот только не надо притворяться, что вы и впрямь желаете мне добра. Не врите, тренер, вам ведь просто нужно, чтобы я вернулся в команду.
– Совсем ты меня не знаешь, Тай, – как-то грустно отвечает Роулинз.
– Да неужели? Вот только и вы не знали моего отца. Думаете, он хотел бы, чтобы я не бросал? Мой дедушка сказал мне сегодня утром, что папа ушел из команды в выпускном классе! – выкрикивает Тай.
Все идет совсем не так, как я рассчитывала. То есть вот так переживают потерю близких мужчины – дуют губы и ругаются друг с другом?
Рэнди стоит красный как помидор.
– Да что ты? Так вот, послушай, Тай: мы с твоим отцом были неразлейвода в тот год, и поверь мне, Нэйтан бы что угодно отдал, лишь бы по-прежнему играть в команде. Только вот он не умел вовремя… – начинает он и резко осекается, буравя Тая сердитым взглядом. Поднеся ко рту кулак, кашляет. – Твой отец был хорошим человеком. И я правда верю, что он бы хотел, чтобы ты оставался в команде до конца. Подумай об этом.
И прежде чем я или Тай успеваем сказать что-нибудь, Рэнди рысцой покидает двор, а затем дом.
Донна Каллен
23 октября
Надо же! Все рассказывают такие милые истории. Моя на их фоне проигрывает, но я все же расскажу об одном хорошем поступке Нэйтана. Как-то раз у меня сломалась машина, и мой муж обратился к Нэйтану, с которым мы живем по соседству, за советом. Тот разрешил в любое время брать одну из своих машин по первой необходимости, и мы смогли пользоваться его автомобилем столько, сколько нужно.
Поговаривают, что тренер Роулинз получил свое место благодаря стараниям моего отца.
На самом деле это не так.
Да, когда-то они с тренером были лучшими друзьями. И да, папа правда устроил Роулинзу собеседование. Но приняли Рэнди за его собственные достижения. Ведь это его, а не папу под микроскопом рассматривала комиссия. Тренер показал им, на что способен, и то, что он получил должность, – полностью его заслуга.
К сожалению для меня, сплетня о папином заступничестве распространяется очень быстро. И те, кто ее подхватил, решили, что это из-за папы тренер так хорошо со мной обращался, так что каждый раз на поле мне приходилось выкладываться с утроенной силой. Потому что меньше всего на свете мне хотелось, чтобы кто-то говорил, будто мне легко досталось мое место в команде.
Хотя папа и Роулинз когда-то были друзьями, я никогда не видел, чтобы они разговаривали, даже на встречах команды. Может быть, так всегда происходит, когда вы становитесь старше: пути расходятся и друзья теряют связь?
Неужели то же самое будет со мной и Диллоном? Мы окончим школу и… что? Неужели через двадцать лет при встрече мы даже не заговорим друг с другом? Даже представить себе не могу такое.
Жаль, не знаю, что тренер имел в виду под фразой «Нэйтан бы что угодно отдал, лишь бы по-прежнему играть в команде». По словам дедушки, папа ушел из команды добровольно, но в устах Роулинза фраза прозвучала так, словно выбора у него не было. Правда, скорее всего, тренер нарочно исказил факты – чтобы я растрогался и вернулся в команду.
Неважно. У него все равно не вышло. Я люблю футбол, но с меня хватит. Нет папы, нет футбола… И больше не надо никому ничего доказывать.
Я замахиваюсь для броска и отправляю очередной мяч в корзину. Он исчезает в прорези шины и вылетает с другой стороны.
– Двадцать – двадцать два…
Потренировавшись еще – сделав сорок бросков, из них тридцать семь удачных, – я ухожу в дом.
В кухне застаю Элис. Она внимательно разглядывает надпись на банке с напитком. Сильно сомневаюсь, что эта банка ей просто приглянулась. Нет, думаю, она пытается выяснить какой-нибудь очередной невероятный факт об этом продукте. В этом вся Элис – она просто обожает узнавать новое. И, честно говоря, это ее конек. Только… Мне кажется, было бы гораздо лучше, если бы она не отдавалась этому занятию с таким рвением. Потому что, когда я приглашаю к себе друзей, ей обязательно надо выпендриться: то расскажет что-то про династию Мин, то начнет читать на «свинском латинском». Все мои знакомые думают, что она просто чокнутая.