Он посмотрел на меня, словно я должна была что-то сказать, но я не могла ни о чем думать.
Когда Грант понял, что сочувствие вызвать не получилось, он зашел с другого угла:
– Слушай, должен же быть какой-то выход. Я сделал ошибку, или зовите это как хотите, но это не должно испортить нам жизнь. Ты не можешь пойти в полицию, Мэдди. Подумай об этом. Никому нельзя рассказывать. Вы вообще понимаете, что будет, если мы кому-то скажем? Тогда узнают все. Кто-нибудь обязательно проговорится. Полиция будет сновать повсюду с вопросами, и репортеры начнут вынюхивать. Эта история попадет во все заголовки. Узнают все, Мэдди: твои одноклассники, Рэнди, Элиза – все. И все будут помнить об этом всю твою жизнь.
Грант сделал паузу, пытаясь прочесть мои мысли. Наверное, мое отчаянное состояние от него не укрылось, потому что он заговорил с новой силой, надеясь, что сможет меня образумить:
– Ты этого хочешь? Чтобы узнала твоя сестра? А ей не надо этого знать! Мы можем сделать вид, что ничего не было. Я отвезу тебя в клинику, где тебе сделают аборт. Никто не должен знать. У тебя может быть нормальная жизнь, Мэдди. У нас всех. А я вылечусь, обещаю. Никакого больше алкоголя и лекарств. Больше ничего. Обещаю. Знаю: у меня проблема. Теперь знаю, и мне жаль. Я не должен был до такого докатиться. Ни за что в жизни.
– Но докатился ведь, – колко заметил Нэйтан.
– Простите! – взревел Грант. – Сколько раз мне нужно это повторить? Я облажался, детка. Но давай не будем из-за одной ошибки пускать всю жизнь под откос. И речь сейчас не обо мне. О себе подумай. Ты что, хочешь такого унижения? Разве Элиза заслужила, чтобы ее забрали в какой-нибудь там детский дом или в чужую семью? Мэдди, ты слишком умная, чтобы такое допустить. Подумай хорошенько. Я ведь учитель, черт возьми. Если в газетах пронюхают, что школьный учитель мог такое натворить, мы все от этого пострадаем. О нас расскажут по телевизору и напишут во всех газетах – отсюда до самого Нью-Йорка. Ты что, хочешь, чтобы твое лицо мелькало тут и там? Об этом узнают все, Мэдди. Все. Ты этого правда хочешь?
Чем больше он говорил, тем больше я понимала, что он прав, и тем больше мне хотелось просто сбежать. Убежать, спрятаться где-нибудь и никогда не вылезать на свет божий. Я так запаниковала, что у меня даже дыхание перехватило.
– Я… Мне нужно немного воздуха, – сказала я. – Нэйтан, пожалуйста, давай выйдем.
Нэйтан кивнул.
– А вы сидите тут, – приказал он Гранту. – Мы сейчас вернемся.
К тому моменту, как мы оказались во дворе, я чуть было не задохнулась от возбуждения. Легла на траву, пытаясь успокоиться.
– Он прав, – сказала я. – Он совершенно прав. Зря ты остановил меня сегодня.
– Не говори так, Мэдди, – простонал Нэйтан.
– Но это правда! Неужели ты не видишь? Я не смогу жить, если все будут знать, что он со мной сделал! То, что он у меня отобрал. Тем более что я его приемная дочь! Журналисты, эти хищники, будут свирепствовать. И ты прекрасно знаешь, что скажут местные. Бьюсь об заклад, половина сразу переложит вину на меня, как будто я сама ему на шею бросилась. Нет, я не могу, Нэйтан. Я в безвыходной ситуации. Мне просто нужно… исчезнуть.
Нэйтан долгое время внимательно изучал сорванный листочек клевера.
– Так почему бы не согласиться на предложение Гранта? Сделать аборт. Тогда бы никто не узнал.
– Но я бы знала! И никогда бы себе не простила, – отмахнулась я.
– Знаешь, учитывая все обстоятельства, это может быть единственным нормальным выходом, – пожал плечами Нэйтан.
– Возможно. Но не для меня.
– Ты бы не сделала аборт, но хотела броситься с моста? – пораженно спросил он.
– Тогда мне не пришлось бы жить с чувством вины.
Я что, правда это только что сказала?
– Ты что, думаешь, мне нужно позволить ему «обо всем позаботиться»?
– Нет. Я просто пытаюсь помочь тебе разобраться, вот и все, – вздохнул Нэйтан.
Я сорвала несколько травинок и просеяла их сквозь пальцы.
– Ты знаешь, что моя мама забеременела, когда училась в колледже, а замуж вышла только потом?
Вопрос должен был быть риторическим, потому что я сама никогда не говорила об этом ни Нэйтану, ни кому-либо еще, но он все равно ответил:
– Нет.
– Однажды я подсчитала, сколько прошло времени с момента моего рождения до их с папой свадьбы, и получилось намного меньше девяти месяцев. Я поинтересовалась у мамы, и она мне честно все рассказала. Она не была уверена, сможет ли вырастить ребенка. Даже подумывала об аборте, вот как мне сейчас предложил Грант.
Мне пришлось сделать паузу, чтобы подобрать слова, которые бы отражали все, что я чувствую:
– Неужели ты не видишь? Если бы она так сделала, меня бы не было. Так что я знаю, что растет внутри меня, Нэйтан. Это частичка меня. И вне зависимости от того, как она во мне оказалась, я не думаю, что смогу от нее избавиться.
Во взгляде Нэйтана снова появилось прежнее сочувствие.
– Понимаю. Но ты не хочешь огласки, не согласна на аборт, а я не могу позволить тебе покончить с жизнью. Что же делать?
– Ничего! Вот и я про то же. Я в ловушке. Я и так в ловушке всю свою жизнь, а теперь клетка все сжимается и сжимается.
Нэйтан сорвал еще один лист клевера.
– Почему же? Я вижу еще один выход. Может быть, ребенку просто нужен отец.
Я пропустила его фразу мимо ушей и только потом спохватилась:
– Что?
– Не Грант, конечно. Давай посмотрим правде в глаза. Ты не сможешь скрывать свою беременность вечно. И не надо. Просто придумаем красивую легенду, якобы ты случайно забеременела и теперь ситуацию нужно расхлебывать. Ты далеко не первая, с кем такое случилось. И уж тем более не первая в нашей школе.
– Ни в коем случае, – сразу же отмела я его фантазии. – Я не осмелюсь подложить Рэнди такую свинью. Тем более мне придется тогда ему все рассказать. И даже если бы он повел себя благородно, что же будет с его футбольным сезоном? А как же колледж?
Судорожно сглотнув, Нэйтан ответил:
– Мэдди, не Рэнди привел тебя домой после выпускного. Это не он последним был с тобой наедине.
– Ты про себя? – ужаснулась я.
– Конечно, решение не идеальное, но, думаю, у нас получится.
Я чуть в обморок не упала: Нэйтан так много для меня сделал… Куда ему еще и это?
– Но… почему?
– Потому что в одиночку ты с этим не справишься. Никто не справится. А я не могу стоять в сторонке и молча смотреть, как ты выкручиваешься. Зачем, если я могу помочь? – Он замолчал, пытаясь справиться с чувствами.
– А что, если… То есть… если правда кто-то узнает, что на самом деле произошло, и журналисты все растрезвонят? Как ты с этим собираешься справиться, Мэдди?