– Есть еще кое-что.
– Я тебя внимательно слушаю.
Я прокашливаюсь. М-да, в своем сценарии не так я планировала начать этот разговор. Придется потрудиться, чтобы вывести его в нужное русло.
– Ну… Люди говорят о папе разные вещи. На его странице в Facebook пишут про хорошие поступки. Но есть и другое. Кое-что, в чем я очень сильно сомневаюсь, поэтому пытаюсь понять, что из этого правда, а что – нет.
– И ты решила спросить меня? – удивленно поднимает бровь Мэделин.
Я киваю.
– Потому что я написала пост на Facebook?
– Да. И из-за кое-чего еще.
Мэделин смотрит на меня внимательно, словно пытаясь прочесть мои мысли.
– Например..?
– Всего, что я прочитала.
– Элис, я не думаю, что смогу тебе помочь, если ты будешь говорить намеками.
– Ну, может быть, я просто забегаю вперед. Можно мы вернемся к первому пункту?
– К которому из…
– О посте на Facebook.
– Хорошо. Повтори еще раз: что ты хотела узнать?
Наконец-то. Вот с этого я и собиралась начать беседу.
– Папа правда спас вам жизнь?
На мгновение мне кажется, что Мэделин решает сказать что-то действительно важное. Но потом она просто улыбается и вскакивает с места.
– Минуточку…
Мэделин подходит к полке над газовым камином, берет в руки стоящую на ней небольшую деревянную шкатулку и возвращается на место.
– Эта вещь для меня дороже всего на свете. Подарок твоего отца, – говорит она, протягивая мне шкатулку, такую маленькую, что она без труда помещается в ладони.
– Он ее сделал? – не понимаю я.
– Не шкатулку. А то, что внутри, – показывает Мэделин.
Я вижу небольшой ящик на передней стенке шкатулки, величиной не больше мизинца. Поддев ногтем, приоткрываю его, а затем двумя пальцами хватаюсь за ручку размером с булавочную головку и открываю ящик до конца. Судя по тому, что она сказала, я ожидаю увидеть золотое кольцо, серьги с бриллиантами или еще какую-нибудь драгоценность. Но в ящике на подушечке из черного войлока лежит небольшой камешек красного цвета – точно такой же, как те, что я ношу в кармане своих джинсов. Я беру его и медленно сжимаю в руке. Я не могу говорить. Срывающимся голосом лепечу:
– Когда он вам его подарил?
– Давным-давно, Элис. Для меня этот маленький камешек и те, что он носил с собой, – доказательство того, что Нэйтан Стин был героем. Никто не требовал от него помощи. Никто не заставлял его. Нэйтан помогал людям по собственному желанию. И, к счастью, из всех людей в мире, кому он мог бы помочь, помог он именно мне.
Я кладу камешек обратно в ящик.
– Но как? Как он вам помог?
Я не хочу показаться бесцеремонной, но тот факт, что один из папиных камней лежит в шкатулке Мэделин, меня внезапно очень сильно расстраивает. В прошлом году, когда мы с ним поехали покупать еду бездомным, разговор как-то вышел на его забавные камешки, и я спросила, почему он выбрал именно цифру шесть, а не какую-то другую.
Знаете, что он мне ответил? На самом деле, Элис, их было когда-то семь, но, кажется, один я где-то потерял.
Потерял! Вот что он сказал! Однако же вот он, камешек, прямо тут, на подушечке, в шкатулочке, в квартире этой «мисс Совершенство»! Я стараюсь сохранять спокойствие, хотя внутри у меня все кипит от осознания того, что папа мне соврал, – и всем нам, как сказала мама.
– Так что, он вам действительно так уж сильно помог? – не отстаю я. – И почему, черт возьми, он отдал этот камешек вам?
Глядя на меня спокойно и уверенно, Мэделин делает еще один большой глоток чая из своей чашки. И говорит:
– Ну, все это сложно. И было так давно… Давай ограничимся тем, что твой папа помог мне в очень трудный момент.
Нет уж, давайте не будем этим ограничиваться.
Я так больше не могу. Знаю, вчера я все отрицала. Я не хотела верить в то, что мама и все остальные говорили про папу. Я так хотела, чтобы все они ошибались, но за то короткое время, что я провела с Мэделин, стало очевидно, что тут речь идет не просто о папином юношеском увлечении. Он очень о ней заботился, в этом я была уверена. Доказательство лежит в маленьком деревянном ящике. На мгновение утратив самообладание, я выкрикиваю:
– Трудным моментом вы называете девять месяцев от зачатия до родов?
Вот черт! Я что, правда только что все это сказала? Папа, наверное, в гробу сейчас перевернулся.
Мэделин, кажется, едва не поперхнулась чаем, но быстро взяла себя в руки. Она закидывает ногу на ногу и смотрит прямо на меня, но на самом деле, если так можно сказать, на меня даже не глядя. Я могу только догадываться, что она думает, но прежде чем успевает сказать хоть слово, раздается звонок в дверь.
– Спасли ситуацию, – бормочет Мэделин, подходя к трубке домофона возле входной двери. На маленьком экране видны несколько человек, стоящих перед входом в здание, но лица их с такого расстояния я различить не могу.
– Поднимайтесь сюда, – говорит Мэделин и нажимает кнопку на трубке. – Квартира семь, восьмой этаж.
– Я пойду, наверное, – вздыхаю я. – Не надо было мне приходить.
– Нет. Хорошо, что ты пришла. Я хотела с тобой познакомиться с момента твоего рождения, – отвечает она.
Я хочу спросить: «Почему?», но почему-то говорю:
– Нет, правда, я лучше пойду.
– Сначала позволь мне познакомить тебя с моими гостями, – жестом останавливает меня Мэделин.
Через полминуты раздается стук в дверь. Мэделин лишь слегка приоткрывает ее, и поэтому я не могу различить людей в коридоре. Мэделин говорит им что-то тихим голосом. Затем дверь распахивается, и в квартиру бодрым шагом входят пять человек, в представлении не нуждающихся: мама, Тай, бабушка и дедушка Стин, а позади них тренер Роулинз.
А вот теперь у меня, кажется, неприятности…
Шелли Бойс Рамирес
28 октября
Моему мужу делали операцию – удаляли опухоль мозга. Я сидела в холле и ждала, и тут вдруг ниоткуда появились Хэлли и Нэйтан с моим любимым десертом – лимонным батончиком. Но, что гораздо более ценно, они остались со мной до конца операции. Чтобы я знала: кому-то не все равно.
Боже мой, какая она красивая. Неудивительно, что Нэйтан о ней ничего не рассказывал.
Я едва успеваю представиться этой миссис Цукерман, как Рэнди сзади бормочет:
– Плохая мысль. Не надо было мне приходить.
Он уставился на эту женщину, словно только что привидение увидел.