— Эрин, пойдем бродить и говорить о мамах, папах и сокровищах!
— Хорошо, — отвечаю.
Я погрозила пальцем Январю:
— Только не начинай все снова, ладно?
Он подмигнул. Запел, передразнивая Небоглазку:
— Ну конечно не буду, Эрин, моя лучшая-наилучшая подруга!
Потом вздохнул:
— Вы как хотите, а я помираю с голоду.
— У нас есть шоколад и тушенка, — сказала Небоглазка.
— Шоколад и тушенка!
Он направился к двери:
— Пойду поищу, не найдется ли чего еще.
— Ты поосторожнее там, — говорю.
— Поосторожнее?
— Не забывай про нож!
Он улыбнулся, похлопал по карману, где лежал его собственный нож. Вышел в типографию. Небоглазка печально покачала головой и прошептала, сжав мою руку:
— Ох уж этот Янви Карр.
Но вскоре лицо ее прояснилось.
— Пошли, Эрин. Давай ты мне опять будешь рассказывать странные сказки про мам и пап!
И вот мы снова сидим у двери плечом к плечу, обсуждая эти великие тайны, а Дедуля ходит дозором, Ян рыщет в поисках поживы, а Мыш играет и шепчется с Писклей.
Сто лет спустя Ян вернулся с коробкой. Поставил ее на пол перед нами. Коробка полна еды и питья: банки фасоли, горошка, консервированных фруктов; пачки печенья; кетчуп; упаковки сухого молока; мюсли; банки кока-колы; пакетики кофе и чая.
— Там прямо клад какой-то, на фиг! — рассмеялся Ян.
Небоглазка прижала ладони к щекам и глядит на него широко раскрытыми глазами.
Ян сунул мне шоколадку с изюмом и орехами, надорвал пачку овсяного печенья и протянул Небоглазке:
— На, бери!
— Этого должно хватить на очень-очень долго, Янви Карр!
— И хватит! Тем, что там лежит, целую армию можно прокормить.
— Большая радость — знать, что есть коробки, которые вечно будут ждать, пока их не откроют.
— Большая радость! Ладно тебе. Бери, пробуй!
Она прикусила губу:
— А что скажет Дедуля?
— Дедуля!
Он сунул в рот печенье и захрустел. Вздохнул от удовольствия. Она протянула руку к пачке.
— Дедуля не узнает, — прошептал Ян. — Бери, не дрейфь!
Прижавшись ко мне покрепче, она протянула руку, взяла печенье, поднесла ко рту, начала жевать.
— Вкусно? — спрашиваю.
— Ммм… Вкуснее вкусного!
Посмотрела на коробку у наших ног.
— Надо все спрятать! А то Дедуля рассердится.
— Куда ж мы это спрячем? — говорит Ян.
Она показала на самый большой печатный станок.
— Может быть, вон в ту темноту внизу. Там Дедуля глазом не увидит!
Ян побежал с коробкой к станку. Нагнулся, запихнул ее в темноту. Стоит ухмыляется.
— Хорошо придумано, Небоглазка!
Небоглазка прикусила губу и прижалась ко мне:
— Я становлюсь плохая!
— Нет, не становишься, — говорю.
Ян подмигнул ей. Она посмотрела на меня искоса и покраснела.
Ночь. Лунный свет. С далекой Нортонской набережной доносится музыка. Мы лежим рядом на прогнившем причале и смотрим вниз, на Черную Грязь. Мыш и Дедуля дружно шлепают по илу. Мыш скользит и спотыкается в новых сапогах. Тяжелое ведро и лопату он волочит за собой.
— Ты, конечно, очень гордишься своим другом Мышем, что он Дедулин Помощничек.
— Да, Небоглазка.
Достаю из кармана овсяное печенье, протягиваю ей.
— Здорово! — говорит и смеется.
Мы наблюдали за черными блестящими силуэтами на фоне черной блестящей Грязи. До нас донесся голос Дедули:
— Помощничек!
— Да, Дедуля?
— Не запамятуй, ты должен показывать мне все, что найдешь.
— Хорошо, Дедуля!
— Отлично, Помощничек! Давай обнови лопату!
Послышались шлепанье и хлюпанье: они начали копать. Я обняла Небоглазку. Она была такая маленькая, настоящая младшая сестренка. Небо над Нортоном пылало. Воздух полнился журчанием реки, шумом машин на шоссе, непрерывным низким гулом города. Мыш подошел к Дедуле с чем-то выкопанным из ила. Дедуля рассмотрел находку на лунный свет и зашвырнул далеко в реку. Мыш вернулся к своей лопате.
— Небоглазка, — говорю, — а тебе не приходило в голову, что никаких сокровищ нет?
— Ой, Эрин! Все такие вопросы ты задаешь!
— Тебе не приходило в голову, что там ничего нет?
— Так ведь он каждую ночь что-то да выкапывает.
— Да, но это не сокровища, Небоглазка.
— Нет, Эрин.
— Ты об этом думаешь. Ты иногда думаешь, что никаких сокровищ не будет.
— Да, Эрин, — прошептала она. — В сонных мыслях я так думаю.
Мыш нашел еще что-то и отнес Дедуле. Дедуля бросил находку в реку. Мыш продолжал копать. Роет все глубже и глубже. Гора ила перед ним растет. Видно, как он опускается в яму. Сперва она была ему по пояс, потом стала по грудь.
— Мыш копает отличней отличного! — говорит Небоглазка.
— Да. Мыш, ты там поосторожнее! — кричу.
— Не бойся! Дедуля присмотрит, чтобы с его Помощничком ничего не случилось.
Я тихонько погладила ее по плечу:
— Расскажи о своих сонных мыслях, Небоглазка. Расскажи, что ты там видишь.
— Ах, Эрин, эти мысли тайнее тайного.
— А ты мне на ухо.
— Эти мысли сердят Дедулю. Он делается бешеный.
— Шепни мне на ухо, Небоглазка. Мы ведь сестры.
— Ты никому не скажешь?
— Я никому не скажу.
Она подняла ладони к луне. Вдохнула поглубже.
— В сонных мыслях я как привидение, — шепчет. — Я с ними, значит я как привидение.
— С кем — с ними, Небоглазка?
— Этого не сказать словами, Эрин. Они рядом со мной. Держат меня, трогают меня. Шепчут мне всякое хорошее. Трогают мои пальцы и шепчут чудесное-чудесное.
— А лица их ты видишь?
— Счастливые лица. Веселые, добрые.
— Как они выглядят, Небоглазка?
— У самой чудесной волосы как солнце и глаза как текучая вода. На шее у нее блестящее серебро, а на теле — цветы.
— А остальные?
— Там есть еще один, подальше. Только глазами его толком не разглядеть. Он как будто в темноте, как под печатным станком. И есть еще другие, иногда большие, иногда маленькие. Их тоже не разглядеть глазами. Совсем маленькие фигурки, как привидения по ту сторону текучей воды. Но они смеются и улыбаются.