Book.

— Только давно-давно, — говорит.

Улыбнулась, блеснув глазами:

— Дедуля всё охраняет. Вот тут написано, смотрите.

Кивнула на заколоченное окно. Сквозь щели между досками пробивались лучики света. Рядом дверь с табличкой:

— Он ждет, — говорит. — Он уже готов, что вы придете.

Мы с Январем переглянулись. Январь опять схватился за нож.

— Заходите! — зовет Небоглазка. — Заходите все!

Она нажала на ручку двери, шагнула внутрь.

— Вот они и пришли, Дедуля! — поет. — И до чего же они мокрые и продрогшие, и сколько в них страху!

Дедуля сидел сгорбившись за столом посреди комнаты. Что-то писал в большущей пухлой книге. На столе и на стеллажах вдоль стен горели свечи. В печурке теплилось пламя. Он повернулся и посмотрел на нас — а мы так и стоим на пороге позади Небоглазки. Черные взлохмаченные волосы, черная борода, черная пыль, въевшаяся в резкие морщины. Он тоже рассматривал нас, и его водянистые глаза поблескивали, отражая огоньки свечей. На нем была черная куртка с погонами. На нагрудном кармане было написано ОХРАНА. На столе лежала черная каска с козырьком.

— Это Дедуля, — сказала Небоглазка. — Дедуля, это Эрин Ло, Янви Карр и Мыш Галлейн. Такие чудные имена у чудной сестрицы и чудных братьев!

Он перевел глаза на Небоглазку, молчит.

— Заходите! — Ее перепончатая ладонь легла мне на запястье. — Заходите и запремся от ночи!

И закрыла дверь за нашей спиной.

— Здесь уютно, здесь едят еду и пьют питье.

Она сняла с полки глиняный кувшин с водой.

— Пейте! — говорит. — Отмойте рот от Черной Грязи! А потом ешьте. Тут изюм, и тушенка, и сколько хочешь шоколада.

Потянула меня к печке. Опустилась на колени, показала ведро. Зачерпнула воды и стала мыть руки.

Перепонки между пальцами были тонкие, свет от печурки проходил их насквозь.

Она рассмеялась:

— Ты вся грязнее грязного, Эрин Ло!

Мокрыми пальчиками погладила мою руку.

— Умойся, как я! — говорит. — Смой с себя Черную Грязь, Эрин Ло.

Я опустилась на колени рядом с ней, наши плечи соприкоснулись. Она прикусила губу и прошептала:

— Эрин! Эрин, сестричка!

А позади нас Январь и Мыш стоят как вкопанные и таращатся на Дедулю. Он тоже на них вытаращился, а потом давай писать в своей огромной книге.

— Дети, трое, — бормочет вслух, водя грифелем по бумаге. — Вытащены из Черной Грязи. Мальчики, две штуки. Девочка, одна. Замерзли, перемазались, извозюкались, напугались. Может, привидения. Может, черти из ада или ангелы с неба. Скорее всего, что посередке, пришли вытворять глупости. Выгони их, Дедуля. Закопай обратно в Грязь. Давай.

Воткнул острие карандаша в бумагу; замер с карандашом над бумагой. Подался лицом к нам ближе. Вгляделся:

— Вы ей не братья. Ты ей не сестра.

Я покачала головой. Посмотрела ему прямо в глаза.

— Мы никогда и не говорили ничего такого.

Вглядывается в нас — лицо суровое, поглядел на Небоглазку — оно сразу смягчилось.

— Не по-правильному ты рассудила, малышка моя.

— Не по-правильному?

— Не братья они тебе. А она — не твоя сестра.

— Не моя?

— Не твоя, милая. Ты не права. Так что, пожалуй, стоит отправить их обратно в Черную Грязь, где ты их нашла.

— Мы приплыли по реке на плоту. Мы не из Черной Грязи, — говорю.

— И ты — не сестра мне? — спрашивает Небоглазка.

Во взгляде — мольба. Я вгляделась внимательнее.

Похожи мы с ней? Есть в ней что-нибудь похожее на меня? Может она быть моей сестрой? Может, у нас общий отец? Я опустила глаза. Я знала, что, согласись я писать «Историю моей жизни», она была бы полна вымечтанными сестрами и братьями. Но тут все не по-правильному, как справедливо заметил Дедуля. Я покачала головой и отогнала ненужные мысли:

— Нет. Я не твоя сестра. Они — не твои братья. Каждый из нас совсем один.

Небоглазка закрыла глаза.

— Значит, не по-правильному, — шепчет. — Просто воображение того, чего хочется.

Уставилась на нас:

— Вы — привидения?

— Нет, мы не привидения, — говорю.

— Это хорошо. Тут иногда много ходит привидений.

Она снова улыбнулась:

— Может, ты и не сестра мне. Но, Эрин Ло, ты ведь можешь стать моей самой наилучшей подругой?

Смотрит на меня.

— Да? — шепчет.

Я коснулась ее прохладной гладкой щеки. Заглянула глубоко в глаза. Да, подумала я. Да, подруга, которая почти как сестра.

— Да. Да, — сказала я вслух.

— Дедулечка! — позвала она.

— Что, малышка?

Ее глаза наполнились слезами.

— Не прогоняй их обратно в текучую воду. Не закапывай обратно в Черную Грязь. Пусть они останутся с тобой и со мной.

— Тогда ты будешь довольна?

— Да. Да. У меня никогда не было такой подруги, как Эрин Ло.

Дедуля вздохнул, крякнул, мрачно посмотрел на нас, но кивнул.

— Хорошо, — шепчет.

Небоглазка обняла меня. А Январю и Мышу улыбнулась сияющей улыбкой.

— Вот видите? Дедуля хороший. Он будет охранять вас, как всегда охранял Небоглазку.

Он снова уткнулся в свою книгу.

— Имена. У них есть имена, уже вылетели из головы.

Почесал бороду, и на страницу полетела черная пыль.

— Вспоминай, Дедуля, — говорит сам себе. — Имена, три штуки.

— Эрин Ло, Янви Карр и Мыш Галлейн, — откликнулась Небоглазка. — Дедушка старый и ничего не запоминает. Он все записывает.

— Эрин, Янви и Мыш, — бормотал он, водя карандашом по бумаге.

— Вот и хорошо, — говорит Небоглазка. — Он вставил вас в свою книгу, в историю Небоглазки, Дедули и черной Черной Грязи.

— А что это за история? — спрашиваю.

— Ох, темная, мокрая и грязная.

— Ты мне ее расскажешь?

— Я бы рассказала, Эрин. Но Небоглазка сама не умеет рассказать ее правильно. — Она обхватила ладонями мое лицо. — Эрин Ло. У Небоглазки никогда не было самой наилучшей подруги.

И как замурлычет песенку, поводя в такт плечами и головой. Я вздохнула, улыбнулась, глянула на Января. Он скривил губы и чертыхнулся. Глаза его смотрели холодно.