Потом раздались глухой шепот, очень тихий и неразборчивый, и едва слышное звяканье. Казалось, что источники звуков движутся за стеной, сопровождая дрезину.
– Это не за нами, – сказал я Чаку. – А рядом с нами.
– Да нет же, там тоже кто-то есть. – Он ткнул пальцем назад.
Я прислушался.
– Ничего не слышу.
– А ты ухи развесь пошире, человече. Точно говорю: идет там кто-то. Не идет даже, а так... спешит, короче. Быстро-быстро перебирает ногами. Только не пойму – по полу или по потолку... А, нет, вверху он, точно, а то б вода плескалась, понимаешь? За провода с трубами, сволочь, цепляется, как тогда!
Я снова прислушался – и вроде бы на этот раз действительно услышал легкий стук и цоканье во мраке туннеля позади.
Тарахтение мотора стало тише, он снова задребезжал. Фара замигала, угасая.
– На пара́х одних едем, – подал голос Почтарь. – Горючего совсем не осталось.
– Юна, достань бинты, – сказал я. – Чак... Нет, Почтарь, отломай две рукояти от тумбы этой.
– Я те отломаю! – возмутился монах.
– Все равно твоей дрезине конец, а нам нужны факелы. На что еще бинты намотать?
– Инструменты у меня есть, вот на что.
Он склонился над чем-то, лежащим около тумбы, в этот момент двигатель стих, и в туннеле наступил непроглядный мрак.
* * *
Темноту наполняли звуки.
Плеск. Бульканье. Журчанье. Приглушенный скрип и лязг за стеной. Цоканье и частый стук позади.
Они усилились, как только погас свет.
– Тварь там не одна, – прошептал Чак.
Заплескалась вода – кто-то бежал по шпалам. Замычал Лука Стидич. Юна Гало сказала в темноте:
– Я делаю факелы. Один почти готов, но мне нечем зажечь и...
– Их надо сбрызнуть горючим, – перебил я. – Почтарь, у бака широкое горлышко? Отвинти, чтобы факелы можно было внутрь просунуть. Там на дне еще чтото есть...
Я едва не вскрикнул, ощутив рядом движение, и тут же голос монаха произнес над ухом:
– Не шевелитесь никто. Сейчас я... сейчас...
Раздался щелчок, потом бульканье. Возник непривычный запах – вроде какая-то смесь спирта с бензином, машинным маслом и чем-то еще. Я вспомнил про раздутый черный портфель, который переложил на полку с задней лавки, когда впервые залез на дрезину.
Цоканье, стук и плеск нарастали. Я встал коленями на лавку, подняв перед собой пистолет и хауду.
Юна сказала с другого конца дрезины:
– Кто-нибудь, дайте мне зажигалку! Лука, у вас есть?
– У меня есть, – отозвался Чак. – Только я совсем не хочу поворачиваться спиной к тому, что там шумит в темноте.
Жрец промычал:
– В кармане... справа...
Цоканье раздалось совсем рядом, и что-то прыгнуло на нас из темноты – видно ничего не было, но мы с Чаком почувствовали движение и выстрелили одновременно, причем я с двух рук.
Залп из стволов хауды сопровождался всполохом огня, ярко озарившим туннель.
По нему бежали мутанты.
Они двигались молча и очень целеустремленно, будто гончие, почти настигшие дичь.
Некоторые бежали по потолку, другие скакали по рельсам, опустившись на четвереньки. Двое далеко опередили остальных, и один из этой пары прыгнул. Дробь отбросила его назад, тварь свалились между рельсами. Краем глаз я увидел Почтаря: стоя на краю дрезины, он занес над головой стеклянную емкость размером с трехлитровую банку, с узким горлышком, из которого свисала скрученная жгутом тряпка.
– Огня мне! Огня! – крикнул монах.
– Чак, зажигалка! – Я бросил разряженную хауду и протянул правую руку, продолжая стрелять из пистолета в левой.
– Сейчас... погодь...
Он сунул мне в ладонь зажигалку из гильзы, и я повернулся к Почтарю, чиркая колесиком. Оно сухо трещало, сыпало искрами.
– Огня! – вопил монах. – Зажгите ее!
– Патроны кончились! – прорычал Чак. – Заряжаю!
Выстрелы смолкли. Вспыхнул синий огонек, в его свете я увидел край емкости, внутри которой плескалось что-то темно-рыжее, и свисающий из горлышка фитиль. Поднес зажигалку к нему. Ткань вспыхнула. Я крикнул:
– Кидай!
Огонь тут же охватил весь фитиль, успевший хорошо пропитаться горючей смесью из емкости. Монах швырнул банку в мутантов и прокричал, падая на пол:
– Ложись! Ложись!
Ударом кулака в плечо я сбросил карлика на Почтаря, а сам повалился с другой стороны дрезины. «Коктейль Молотова» взорвался, залив огненным дождем стены туннеля и мутантов.
Загудело пламя, по воде за дрезиной растеклась лужа огня. В темно-красной буре заметались тела, одного мутанта вынесло к нам, я выпустил в горящую голову последнюю пулю, вскочил и стал перезаряжать пистолет. За рычагами выпрямилась во весь рост Юна с факелами в руках – один из монтировки, второй из разводного ключа.
По другую сторону дрезины показались головы монаха и карлика.
– Отступаем! – крикнул я, хватая за плечи Луку Стидича, который тяжело ворочался под рычагами.
Юна спрыгнула. Я стащил Луку с дрезины и помог сделать несколько шагов. Пламя в туннеле угасало, на полу дергались обгоревшие тела, другие мутанты отступили назад.
– Когда погаснет, они за нами побегут! – Чак бросился прочь по рельсам. На ходу он забрал у Юны факел и побежал дальше, подняв его над головой.
Девушка отдала второй факел Почтарю, мы с ней подхватили Луку, который едва ковылял, и поволокли его вперед, поднимая брызги.
Стало темнее – пламя почти погасло. Чак впереди крикнул:
– Тут зал!
Туннель закончился, и возле моего правого плеча потянулся край перрона.
– Наверх, все наверх! – Почтарь, первым последовав своему совету, полез на перрон.
– Держи его, – сказал я Юне и, когда она обхватила Луку за плечи, поспешил за монахом.
Чак, успевший убежать вперед, развернулся и кинулся обратно. Улегшись грудью на край перрона, я протянул вниз руки:
– Давай!
Девушка подтолкнула Луку. С повязки на лице текла кровь, запрокинутая голова моталась из стороны в сторону – жрец потерял сознание. Я схватил его под мышки, рядом засопел Почтарь, помогая мне тянуть раненого вверх. Факел монах бросил рядом, тот шипел, плевался искрами, и в свете его я разглядел надпись, выложенную на стене. Часть плиток упала, но я смог прочесть:
П Е Р В О М А Й С К А Я
Когда мы втащили Луку на платформу, подбежавший карлик закричал Юне:
– В сторону! Отойди, говорю!