Синтарук, явно забеспокоившись, покачал головой и начал уверять, что ни о чем подобном даже не помышлял.
– Да я вовсе не собирался ее никуда запирать! – запротестовал он. – Я просто хотел ее увидеть!
– Ну, вот! – резко бросила Доббаи. – Ты ее увидел!
Она взяла Галлию за руку, свела с возвышения и вложила ее руку в мою. Синтарук откинулся назад и замер неподвижно, уныло глядя перед собой.
А Доббаи снова уставилась на него.
– И если ты думаешь, как бы отобрать у Пакора то, что ты сам решил ему подарить, что должно было стать платой, какую твой дьявольский ум придумал в качестве компенсации за нее, то лучше подумай еще раз! – она ткнула в царя своим костлявым пальцем. – Боги следят за нами прямо сейчас, следят за каждым нашим движением. И на месте того, чье время на этой земле подходит к концу и кто очень скоро предстанет перед ними, я бы более тщательно выбирала слова!
Царь посмотрел на Доббаи, потом на меня, потом на Галлию. Потом вздохнул, опустил глаза и посмотрел на собственные ноги. Сейчас он казался человеком, упустившим знатную добычу.
– Конечно, конечно, мы очень рады вас видеть. Вас обоих. Это просто чудо, что вам удалось вернуться в Парфию целыми и невредимыми. А теперь – мой свадебный подарок тебе, Пакор!
Он хлопнул в ладоши, и евнух, его первый министр, вышел вперед и встал рядом с возвышением. Он раскатал свиток пергамента и начал читать писклявым голосом:
– Я, Синтарук, царь царей, владыка Парфии от берегов…
– Ближе к делу! – рявкнул царь.
Евнух нахмурился. День для него явно складывался не слишком удачно.
– Пакор, принц Хатры, настоящим объявляется царем города Дура-Европос, каковой титул навечно закрепляется за ним и за его потомками. Так сказал царь царей Синтарук, и да станет это законом!
Я был поражен. Дура-Европос это город на левом берегу Евфрата, расположенный на скалах высоко над рекой. Он обращен на запад к сирийским равнинам, в сторону города Пальмира. Это большой, цветущий город, защищенный мощной оборонительной стеной со многими башнями. И находится он рядом с царством моего отца – прямо через реку. Кроме того, Дура-Европос всегда входил в состав личных владений царя царей империи.
Я потерял дар речи, потому что это и в самом деле был великолепный дар.
– Я не знаю, как тебя благодарить, государь, – наконец сумел я пробормотать.
– Тогда не говори ничего, – ответил царь. Он был явно не в том настроении, чтобы проявлять снисходительность. – Иной раз лучше и промолчать.
Доббаи уселась в кресло рядом с Синтаруком и еще раз оглядела нас с Галлией.
– Прекрасная будет парочка! И еще он станет в Парфии великим полководцем. Так что лучше заполучить друга, чем злобного врага, так мне кажется. Ты принял мудрое решение. И боги этим решением будут довольны!
Синтаруку, видимо, уже надоело наше общество, и он махнул рукой, отпуская нас. Мы поклонились и пошли из зала.
– Итак, я – царь, а ты – моя царица, – прошептал я Галлии и сжал ее ладонь.
Она вдруг остановилась, повернулась и пошла назад к возвышению. Взошла на него, наклонилась и поцеловала Синтарука в щеку. А потом попросила у одного из скифов его кинжал. Тот сразу заподозрил что-то неладное, но Синтарук, приведенный поцелуем в полный экстаз, махнул рукой, велев ему подчиниться. Галлия взяла клинок и отрезала локон от своей гривы волос. Затем вложила его в похожую на рептилию руку царя. Доббаи пришла в восторг и захлопала в ладоши. А Галлия спустилась обратно ко мне.
– Держи свой меч острым, юный принц, потому что орлы еще прилетят сюда искать тебя! – крикнула Доббаи вслед нам.
– Что это должно означать? – спросила Галлия.
– Не имею понятия, любовь моя, но слова этой старой грязнули имеют гнусное обыкновение сбываться.
Но, говоря по правде, мне не было никакого дела до высказываний старой ведьмы, поскольку рядом со мной была моя возлюбленная, а еще у меня отныне имелось собственное царство, отданное мне во владение и управление. Кроме того, скоро у меня появится собственное войско, и я сделаю это войско самым мощным во всей Парфянской империи.
Следующий день мы посвятили подготовке к отъезду из Ктесифона: я решил, что мы слишком засиделись в гостях. У меня не было желания еще раз увидеться с Синтаруком, который заманил нас сюда лживыми посулами. Ко мне зашел Эний, он спросил, нужен ли нам эскорт для выезда из города, но я резко отказался от такой чести. Я как раз седлал Рема перед конюшней, а Галлия и все остальные точно таким же образом готовились к отъезду назад в Хатру. Она посмотрела ему вслед, когда он удалялся.
– Это было грубо с твоей стороны.
Рем был в капризном настроении и не давал мне застегнуть пряжку подпруги.
– Стой смирно! – приказал я ему.
Галлия нахмурилась:
– Не нужно срывать свое зло на лошади!
– Какое еще зло?
– Ты злишься, только я не пойму почему.
– Не понимаешь?
– Нет. Это ведь меня хотели тут заточить в гарем и сделать очередной царской женой, а не тебя!
Я оставил попытки застегнуть последнюю пряжку и подошел к ней.
– Я бы никогда этого не допустил. Отвратный старик! Ему ведь уже восемьдесят!
Галлия обняла меня и поцеловала в щеку.
– Ты мой галантный воин! Даже если бы он запер меня в своих покоях, я бы сбежала обратно к тебе! И никакие стены не стали бы мне помехой! Но я не пленница, так что нет нужды злиться на бедного Рема из-за похотливого старика.
Она стала гладить коня по шее, и через пару минут я застегнул эту пряжку.
– Прекрасный конь, мой принц!
Я почувствовал, как по спине пробежала ледяная дрожь, когда услышал эти слова Доббаи. Обернувшись, я увидел, что она направляется к нам со стороны конюшни. Старуха улыбнулась Галлии и снова взяла ее за руку.
– Ты собираешься проститься с Синтаруком перед отъездом?
– Нет! – резко ответил я.
– Он очень стар и, вероятно, не проживет столько, чтобы увидеться с тобой еще раз.
– Ну, – сказала Галлия, – я не думаю, что это будет для нас слишком трудно.
– Нет! – я оставался непреклонен. – Я теперь и сам царь, а не мальчик на побегушках. А ты – моя будущая жена, принцесса в своем праве и моя будущая царица.
Доббаи откинула назад голову и разразилась каркающим смехом. Потом взглянула на Галлию:
– Вот видишь, дитя мое, как быстро их меняют титулы и высокие посты! Это сущее проклятье для мужчин! Ну, ладно, ни слова больше о Синтаруке, он всего лишь ничтожный старикашка.
– Но он еще и царь царей, – заметила Галлия.
Доббаи погладила ее по щеке.